А сейчас, когда христианская религия победила, в сердцах думающих людей царят неверие, сомнения. Вне этих чувств человек не живёт. Вот и я хотел „уснуть“; „уснуть“ сладостным сном смерти, но страх, что там, „откуда ни один не возвращался“, возможно, хуже и ужаснее, чем здесь; этот страх и сомнения оставили моё бренное тело жить и по инерции продолжать начатую в юные годы игру в Шекспира. Сколько в этом было таинственной романтики и счастья! Они били во мне „кастальским“ ключом, и Аполлон вёл меня за собой! Может быть, благодаря этому я выжил, а не погиб в каменном мешке Тауэра и в ссылке. И я жив по сей день, хотя обострившаяся в заключении болезнь меня гнула до самой земли, превращая в „догорающую свечу“. Друзья и Лизи меня спасли, вытащили из могильной тьмы, заставили жить и бороться с болезнью, депрессией, а эти люди, которых привело сюда могущество Ордена, уже почти вылечили меня. Значит, мир не так плох? В нем нужно жить и продолжать свою борьбу и творчество? Но нет, нет! Я должен остановиться. Врачи не разрешают мне так думать, не разрешают писать… Однако „Бурю“ я закончу, а задуманное с Лизи мы осуществим», – так думал, может быть, и несколько бурно, непоследовательно граф Рэтленд, склоняясь над листом бумаги, где уже давно и чётко стояло слово «Буря».
Граф работал почти три часа. Время шло к вечеру; ему доложили о Скревене. Тот вошел с очередной почтой, которая только что прибыла. Управляющий был здоров, нога его поправилась, и он не хромал. Граф был этому безмерно рад; он вскрыл конверт и, прочтя содержимое, объявил управляющему, что король отправляется в длительную поездку по стране, родственники графа (Пембруки) его сопровождают; визит в Бельвуар, при благополучии дел, состоится теперь в середине лета. Эта новость была благоприятна для всех по понятным причинам, но чувств никто не высказывал, и жизнь в замке шла своей, уже привычной и устоявшейся чередой событий; заботы его не покидали. И разве они могут покинуть массу живущих, работающих, думающих людей с их чувствами, желаниями, потребностями, разговорами и даже неожиданными встречами.
Неожиданные встречи
Скревен доложил графу о прибытии в замок актёров театра «Глобус». Их встреча с хозяином Бельвуара и драматургом состоялась в те самые минуты, когда Дмитрия Евгеньевича должен был принять граф. Поэтому, войдя в кабинет с разрешения его хозяина и сев по приглашению у письменного стола, гость невольно обратил внимание на стоящих и разговаривающих с графом людей. Он узнал их сразу. Ведь портреты этих актеров были растиражированы везде: в книгах, журналах, в интернете. Сомнений не могло быть: перед собою, всего в двух метрах, он увидел Уильяма Шакспера и Ричарда Бербеджа, оба из театра «Глобус» и занимают там солидное положение. Сразу же вслед за этим Дмитрий Евгеньевич увидел на столе исписанные драматургическим текстом листы бумаги, один из них лежал отдельно на краю стола. На нём было выведено слово «Буря». «Бог мой! – подумал он, – Рэтленд пишет свою прощальную пьесу, и она ещё не закончена, а я много раз читал её всю! В книге Гилилова она получила особое освещение: очень трогательное. Самое интересное, что „Буря“ возглавляет, то есть стоит первой в Великом фолио Шекспира, как будто он начинает своё творчество. В этом есть что-то необычное!»
Дмитрий Евгеньевич ещё раз обратил внимание на актёров. Их разговор с графом подходил к концу. Явно, что между Бельвуаром и «Глобусом» установились тесные отношения, дорогу актёры сюда знают. А что они здесь делают? Да, конечно, Гилилов прав, здесь они получают пьесы Рэтленда и деньги; Шакспер точно их получает за «импрессу моего лорда», то есть выдавая себя за автора пьес. Ну какая интересная игра! Гилилов её раскрыл и описал в своей книге. Потом Дмитрий Евгеньевич услышал указания графа Скревену: актёров устроить на ночлег, выплатить полагающуюся по устному договору денежную сумму, а пьеса им будет передана в конце марта. Граф проводил Шакспера и Бербеджа через весь свой загнутый кабинет, поблагодарил и распрощался. Конечно, он уже знал, что об этих актёрах исписаны тонны бумаги, что один из них прочно числится в учебниках подлинным Shake-Speare. Игра, начатая здесь, продолжается уже века и несть ей конца.