– Ну вот видите, Ирина Захаровна!
– Тем более сокровище таких преклонных лет… Однако выглядит она очень-очень молодо! Даже странно…
Бабуля поправила свои очки, пристально всматриваясь в чёрного пса.
Альберт поспешил пояснить:
– У Херты в роду все долгожители, это ведь… кавказская порода, Ирина Захаровна…
– Ах, кавказская! – с уважением сказала старушка. – Ну, тогда понятно… Однако не буду вам больше мешать, дорогие мои. Не забудьте, чистое постельное бельё в комоде на нижней полке, ключики от квартиры висят в прихожей… Так, и что я ещё хотела сказать… – Ирина Захаровна призадумалась, но вскоре махнула рукой. – Не помню. Значит, не очень-то и важное. Но если вспомню, я вам позвоню. А лучше приду сама, мне ведь тут недалеко. А в моём возрасте полезно ходить как можно больше!
Она задорно хихикнула и, потрепав Херту по чёрному загривку, выпорхнула из квартиры и закрыла за собой дверь.
Херта потрясла головой, стряхивая с себя тепло чужих рук.
– Я с тобой целиком и полностью согласен… – усмехнулся Альберт. – Однако могло быть и хуже!
– Р-гав!
– Ну что ж, раз мы пришли к консенсусу, давай действительно устраиваться. У нас осталось не так много времени на разгадывание загадок…
Глава 22
Мишка с сожалением простился с Лизой, проводив её до подъезда, и направился в больницу. Как жаль, что подружка не смогла пойти с ним навестить Светлану Владимировну! Но ей очень много задали по математике, а Мишка не хотел стать причиной её двойки.
Да, учительница по русскому языку осталась в больнице, потому что перелом оказался сложнее, чем они все думали, и теперь ей придется несколько недель провести на больничной койке.
– Но это совсем не плохо! – весело заявила она Мишке, когда он зашёл в палату. – Нет, конечно, оставлять вас без своих уроков очень-очень нехорошо, но… Но зато я смогу дописать книжку, которую начала, ведь тут свободного времени у меня теперь предостаточно!
– Вы пишете книжку, Светлана Владимировна?! – удивился Мишка. – Вот это да! А я не знал, что вы писательница!
– Ну, во-первых, книга, над которой я тружусь, не художественная, так что писательницей меня никак нельзя назвать. А во-вторых, что же тут такого удивительного, Миша? Любой человек, которому есть что сказать людям, может написать свою книгу.
– И я тоже могу?!
– И ты, конечно. Ведь тебе есть о чём поведать миру?
– О да! – через минутную паузу сказал Миша. – Вот только вряд ли миру это будет интересно…
«А точнее, вряд ли кто-то поверит в мои россказни», – поправил сам себя Мишка мысленно.
– Как знать, как знать, – улыбнулась Светлана. – Ты попробуй, а там и поймёшь, интересно это будет миру или нет.
– Пожалуй, не сейчас… Вы сказали, что ваша книга не художественная. А какая, Светлана Владимировна?
– Я пишу исследовательскую монографию, Миша. Об одном поэте-символисте. О времени, в котором он жил, об интересных людях, которые его окружали. И, конечно, о своём отношении к его творчеству. Возможно, это даже главное, в чём я хочу разобраться. Видишь ли, я сама не до конца понимаю, что есть такого в его поэзии, отчего он пользовался неимоверным успехом в своё время.
– Вы говорите о Пушкине?
– Ну что ты, дружочек, Пушкин – это бесспорный гений, и моё отношение к нему безусловное, ясное и трепетное. Иное дело – Константин Дмитриевич Бальмонт. Он гремел славой в конце девятнадцатого – начале двадцатого веков, и я очень хочу понять – почему так происходило? Ведь произведения его – очень неоднозначные по качеству и таланту. Знаешь, даже в одном его стихотворении могут встретиться как очень талантливые строчки, так и совершенно неинтересные. Парадокс, загадка. Вот с этой загадкой я и хочу разобраться в своей книге, Миша.