– Класс! На три узла говоришь…! Хоороший ОРГАН! – СП потёр от удовольствия руки, – ну что по единой и поехали ко мне на фазенду. К этому же времени к нам должны подъехать мои замечательные барышни из Большого.

– Кстати, в этой родительской квартире прошли моя юность и часть отрочества. Здесь я начинал приобщаться к искусству. Многие из присутствующих знают, что мне посчастливилось после консерватории длительное время тренировать свой вокал в Большом. Чудесные были денёчки, хотя и была война, но мы были молоды и рвались на фронт, но некоторых из нас туда не пускали, по причине «полезности для общества нашей персоны» быть в тылу. И вряд ли кому известно, что мне однажды даже посчастливилось сыграть с Юрой-Усы в одной редкостной опере, повествующей о силе духа комиссара военных лет. Он тогда осветителем при Большом служил, так как по состоянию здоровья был признан не пригодным для боевых действий. В тот период балет и опера шли реже, чем сейчас. Поскольку в театре мужской персонал был в дефиците, то Юру-Усы, который, как Вы знаете, сейчас у нас работает токарем и по утрам восстанавливает свои профессиональные руки при помощи двух стаканов дефицитной водки. Но тогда он был молод, и ему достаточно было пол стакана для вдохновения и «сугрева», чтобы он еле держался на ногах. В том спектакле он исполнял роль одного из санитаров, нёсших носилки, в которых лежал я собственной персоной в качестве раненого комиссара дивизии. Вначале всё шло гладко, как и положено, они меня успешно донесли до средины сцены, и я начать исполнять предсмертную арию тяжело раненного, подняв забинтованную правую руку высоко вверх. Так вот, в самый ответственный момент «предсмертной арии», видимо доза ранее выпитого спиртного «дошла» до конечной цели и санитары, не удержав носилки, уронили меня на историческую сцену Большого… Публика в зале, вместо того чтобы плакать, развеселилась. В результате – оперу сняли, Усы закончил театральную карьеру, – второй санитар был направлен на передовую, а Ваш «покорный слуга» получил благодарность и грамоту от военного коменданта города, за то, что и после этого трагического момента продолжал петь арию лёжа на полу!

– Предлагаю спортивный тост! – Червонюк встал, приложил палец ко рту, изображая свисток судьи, и свистнув, произнёс, – вбрасывание!

Присутствующие подняли ёмкости.

В ожидании замечательных барышень из Большого, народ продолжал культурно-развлекательную программу. СП продекламировал наиболее яркие отрывки, из немеркнущих произведений Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев и Золотой Телёнок», ставшими «всенародными настольными книгами». Эти книги у книголюбов значились как особо дефицитные. Вспомнили неувядающие высказывания Остапа Бендера типа: «А на вокзалах крали, крадут и будут красть!» «Почём опиум для народа».

– Послушай, Оскар, – произнёс СП, а я тебя, пожалуй, в честь моего дня рождения осчастливлю, подарив эту ЗОЛОТУЮ КНИГУ!

Публика зааплодировала.

– Думаю, что книга, сея, будет способствовать рождению в твоей светлой голове неординарных мыслей. Кстати, там имеется немало интересных жизненных поворотов и решений! Так что дерзай! – Хлебосолов трогательно притянул к себе Оскара и, сделав в книге соответствующую запись, передал подарок.

Шумейко неожиданно поменял тему:

– Уважаемые коллеги! Довелось ли кому-либо из присутствующих видеть изделия знаменитой фирмы Фаберже? … Нет, – а мне довелось. – Это я Вам доложу, Божественные шедевры! Абсолютно неземной красоты!

И как в таких случаях говорят, «по многочисленным просьбам трудящихся», стал рассказывать о знаменитом Фаберже: