– Сколько вам за услуги? – не дождавшись ответ, расстегнул портмоне и протянул две стодолларовые купюры.

– Уважаемый, вы меня не так поняли, – смутился Иннокентий, отклонив его руку. – На чужом горе грех наживаться. Разве, что чисто символически, как дань традиции, бутылочку «Старки» или «Перцовки» и какой-нибудь харч, чтобы помянуть убиенную. Будешь забирать тело, тогда и помянем.

Отказались они и от рублей. Тогда Корецкий решил в следующий раз наведаться в морг с бутылкой дорогого коньяка и богатой закуской.

– Для твоей женушки подыщу в подсобке приличную одежду, – пообещала Матрена.

– Не надо чужие обноски. У Вики в номере пансионата целая коллекция платьев и блузок, – тихо произнес Алекс.

– Обязательно принесите, я ее переодену, – велела женщина. – Чужого горя не бывает. К Виктории я отнесусь, как к дочери. Жаль, что Господь отмерил ей короткий срок.

. – Не Господь, а злодей, – возразил Корецкий. – Он не уйдет от возмездия.

– Не падай духом, крепись, будь мужчиной. Удары судьбы надо переносить стойко, – напутствовал Иннокентий. – Хочешь, сам мне позвони, когда приедешь за телом. И давай без всяких формальностей, я – человек простой.

Корецкий пожал мясистую руку Иннокентия и торопливо вышел на воздух. Глубоко вздохнул грудью, словно хотел быстрее избавиться от запахов, пропитавших его одежду. Но они стойко держали его в своих холодных лапах. Водитель такси, когда Алекс сел рядом, брезгливо шмыгнул своим верблюжьим с широкими ноздрями носом.

"Тело, тело, тело…" – всю дорогу молоточком стучало в виске Алекса. Все увиденное отчетливо всплыло в его сознании. Понял, что от этой картины ему уже не избавиться до конца своих дней. После свидания с Викой в морге ему казалось, что время остановилось или тянется, как старая арба по пыльной дороге, медленно и монотонно. Но время, вопреки его душевным переживаниям, текло все также бесстрастно и ритмично, согласуясь с законами гравитации.

Часы над кроватью в спальне показывали 17.28. Врач просил подвезти одежду для Вики", – вспомнил он и наклонился над чемоданом. Расстегнул замок-молнию, откинул крышку. В глаза ударило разноцветье нарядов.

"Рядом с тобой я хочу быть красивой…" – словно наяву, услышал он милый голос. Вновь защемило сердце. Он действовал безотчетно, теребя руками складки тканей. Перебирая блузки, платья, юбки, представляя жену в каждом из этих одеяний. Он запомнил ее и в этой лиловой с фиолетовыми подпалинами блузке и в ультрамариновом платье, красиво облегавшем ее стройную фигуру, и в короткой джинсовой юбке с серебристо сверкающей вышивкой.

Отчаянно сгреб руками несколько платьев и бросил их. Разноцветным веером они опустились на палас. "Зачем все это теперь? – думал он, отрешенно глядя на раскиданные вещи, хранящие прикосновения ее рук, запахи ее любимых духов. – Какая жестокая несправедливость! Вещи остались, а Вики нет, никогда-никогда уже не будет".

Алекс долго не мог выбрать платье. Потом решил, что лучше всего подойдет вечернее темно-синее. Для нее теперь все обратилось в небытие, в кромешную ночь. Он понял, что в морг опоздал и отложил визит в это мрачное заведение до утра.

Его мысли перекинулись на другую проблему – как психологически подготовить к страшному известию ее родителей. "Конечно же, смерть Вики огорчит отца, с которым она ладила, а вот мать, хоть и прослезится, в душе обрадуется неожиданной развязке. Через некоторое время подыщет ему состоятельную невесту или вновь на все лады начнет расхваливать Эльзу Френкель, дочь-перестарку своей подруги", – размышлял Алекс. В том, что будет именно так, он не сомневался. Не материнское ли проклятье сошло на Вику? – поразила его внезапная мысль. – Нет, это уж слишком. Мать не могла желать мне горя, зная, как сильно я ее люблю".