Профессор в это время ходил от одной сенсорной панели, к другой; смотрел за показателями, проверял результаты сканирования и диагностики; вносил необходимые правки в процесс… А на многочисленных экранах то и дело появлялись и исчезали увеличенные изображения внутренних органов.

Один из экранов показывал мозговую активность. Даже Алексей, ничего не понимающий в этом, смог догадаться, что мозг практически умер. Но всё-таки какие-то процессы продолжали действовать, и это вселяло надежду.

Синтетический адреналин понемногу прекращал своё действие, и Алексей почувствовал, что ему становится хуже. Снова захотелось спать, закружилась голова, и его снова качнуло.

Молодой человек решил где-нибудь присесть и сделал несколько шагов в сторону ближайшего кресла, но дойти не смог, – ноги подкосились, и он упал.

Профессор в этот момент стоял к нему спиной, колдуя над сенсорной панелью. Его привлёк странный шум, и он обернулся. Увидев на полу Алексея, он поспешил к нему. Теперь нужно было лечить сразу двоих!

Геннадий Юрьевич, изнемогая от усталости, потащил парня по полу к ближайшей диагностической станции. Пот заливал глаза, сердце готово было выпрыгнуть из груди, мышцы отказывались работать, но пожилой мужчина всё-таки кое-как смог дотащить потерявшего сознание Алексея к станции.

Хорошо было бы положить его в стеклянную кабинку на лежак, но для этого пришлось бы поднять больного, а это профессору было не под силу. Поэтому он побежал за проводами. Подключил их в различные штекеры и прилепил присоски к голове пострадавшего.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы поставить правильный диагноз – это было сильное сотрясение мозга. Но сотрясение – пустяк, по сравнению с состоянием Бионики.

Проделав все необходимые манипуляции, профессор побежал обратно к инкубатору.

Показатели жизненных функций Бионики немного улучшились. Уже было видно невооружённым глазом, как она дышит. Значит, они успели, и Бионика будет жить! Но профессора расстраивал один факт, о котором он всё время думал: сохранятся ли умственные способности девушки? Ведь после такого потрясения и клинической смерти у биомеханического человека может возникнуть всё, что угодно.

Но, ничего не поделаешь – надо ждать… Ждать и надеяться на лучшее.

Профессор, наконец, смог немного расслабиться, постоянно наблюдая за многочисленными экранами; он присел в кресло, бросил беглый взгляд на Алексея и откинулся на спинку. Вот теперь он мог подумать и о том, что же могло случиться. Что это за взрыв, из-за которого лаборатория постепенно наполнялась удушающей гарью, пылью и дымом, и от этого дыма уже начинало резать глаза. Неужели, дворецкий что-то перепутал?

Но не успел профессор это подумать, как в лабораторию ворвался пилот.

– Геннадий Юрьевич!

– Да здесь я, здесь…

– Что случилось?.. То есть… вы живы, с вами всё в порядке?

– Скажи мне, Олежа, если бы я был мёртв, смог бы я с тобой разговаривать?

– Но… я… это…

– Ладно! Сядь, отдохни.

Пилот почему-то присел на корточки, но тут же вскочил и схватился за ногу. Увидев это, профессор воскликнул:

– О! Да ты ранен? Ещё один, чёрт побери! Ану иди сюда.

– Что вы хотите делать? – с опаской сказал пилот.

– Клизму тебе вставить хочу, чтобы ногу вылечить! Чёрт! Иди сюда, сказал!

Пилот повиновался.

Геннадий Юрьевич развязал импровизированную повязку пилота. Из раны тут же стала сочиться кровь.

– Кровь, Геннадий Ю…

– Да знаю я, молчи!

Профессор быстро нашёл в ящике необходимые инструменты и подошёл к пилоту. Он посмотрел на Олега с каким-то сожалением, залез себе в карман и достал оттуда маленький шарик, завёрнутый в цветную фольгу.