Это решено. Весь завтрашний день он посвятит Бионике. За одно и выходной себе сделает! Хотя как раз в эти дни выходной делать бы и нежелательно. Но, что поделаешь! На что не пойдёшь ради любимой дочери! Профессор улыбнулся при этой мысли. Хотя, почему бы и не представить широкой общественности Бионику, как настоящую дочь? Скажем, как какую-нибудь внебрачную!.. Об этой девушке знали только некоторые – самые близкие друзья, которым можно доверять, ведь Геннадий Юрьевич не хотел, чтобы его тайна была раскрыта.

Друзья этого решения, конечно, не понимали; они сто раз спрашивали Левандовского, почему он не хочет, чтобы о Бионике узнал весь мир. Но Геннадий Юрьевич был своеобразным человеком, и, если вобьёт что-то себе в голову, то это уже окончательно. Он не хотел, чтобы о ней знали, и всё!

Итак, завтра – Бионика, а послезавтра – Роскосмос.

Геннадий Юрьевич задумал всё-таки полететь туда, не откладывая.

Он рывком встал с дивана, чтобы связаться с главным офисом концерна. Ему ответил главный секретарь. Профессор записался на послезавтра, на двенадцать часов пополудни.

Ещё немного посидев и поразмыслив о том, о сём, Геннадий Юрьевич решил, что на сегодня хватит – его рабочий день закончен… Хотя, конечно, было ещё много дел, но профессор решил вернуться к Бионике, которую так быстро покинул сегодня утром. Сейчас профессору почему-то стало жалко эту бедную девушку: он кричал на неё, ругал, а потом и вовсе оставил одну! Да, нужно лететь к ней, чтобы хоть как-то скрасить её одинокое существование.

Геннадий Юрьевич покинул кабинет и пошёл на парковку.

Аэрокар стоял, блестя на солнце – вымытый, обеззараженный, продезинфицированный!.. Геннадий Юрьевич терпеть не мог грязь. Его чистоплотность порой доходила до абсурда! Болезненная мания чистоты веселила окружающих, но никто не смел при Левандовском даже заикнуться об этом. Профессор был «большим человеком», светилом в мире науки; его разработки использовались не только на Земле, но и в космосе; и поэтому, он имел довольно-таки большой вес в обществе. Попробуй тут посмейся в открытую! Сразу вылетишь с работы, и не просто вылетишь, а ещё и с отвратительной характеристикой, из-за которой тебя больше никогда, никуда не примут. Профессор, конечно, знал, что над ним посмеиваются, но ему было глубоко наплевать: «Пусть смеются, но только, чтобы я этого не слышал!», думал профессор и продолжал мыть руки сотый раз за день.

Пилот дремал в аэрокаре. Геннадий Юрьевич громко хлопнул в ладоши, от чего бедный пилот подскочил на своём кресле и стал усиленно протирать глаза.

– А этот всё спит! – говорил профессор, садясь в кресло. – Нет, чтобы заняться чем-нибудь полезным!

– Да вроде бы всё уже сделано: бригада уборщиков вымыла тут всё, механика работает исправно, электроника тоже, что мне де…

– Поговори мне ещё! – перебил его Геннадий Юрьевич. – Будешь много разговаривать – найду другого пилота. Немого!

– Да, что же я такого сказал?

– Так! Полетели, всё! Некогда мне.

– Куда?

– В санаторий.

Пилот молча кивнул, и через несколько секунд аэрокар уже был в воздухе.

Аэроплоса была свободной, поэтому полёт занял всего двадцать минут. Институт, где работал профессор Левандовский, находился недалеко от Симферополя в Крыму, а санаторий был расположен на побережье Чёрного моря.

Когда аппарат приземлился, профессор выпрыгнул из салона и бодрым шагом направился к главному входу в здание. На пороге его уже встречал администратор, которого Геннадий Юрьевич любил называть дворецким. Это был робот, с виду ничем не отличающийся от человека. В его обязанности входило решать все организационные вопросы санатория и руководить обслуживающим персоналом, который сплошь состоял из таких же «очеловеченных» роботов, как и сам дворецкий.