– Ты с ней разговаривал? – спросила Индира, идя рядом. – С Нигарахон?

– Да, она сказала, что Бекзод Хисамиевич передал мне письмо.

– Что за письмо?

– Не знаю. Но он написал до своей смерти.

– Значит, он хотел тебя предупредить, видимо, знал, что всё может закончиться так плачевно, – ход мысли супруги оказался идентичным моему. Мы пришли к одинаковому мнению, но это меня нисколько не удивило: я знал свою жену и её интеллектуальные способности. – Надо прочитать, что за письмо.

– И я об этом…

Мы подошли к подъезду. Я достал из кармана связку ключей, отыскал почтовый и открыл свой ящик. На руку выпал белый конверт и субботняя газета «Даракчи»36.

– Вскрывай, – взволнованно произнесла супруга.

Я порвал конверт и извлек оттуда небольшой листок. Там было написано: «Тимур, раз ты читаешь это письмо, значит, меня нет уже в живых. Ты должен встретиться с профессором Махмудом Каюмовым. Он тебе всё пояснит. Вот его адрес… Запомни и уничтожь бумагу. Нельзя подставлять профессора. Твой друг и брат Бекзод». И внизу приписка: «Прости».

– За что он просит прощения?

– Без понятия… Мы с ним никогда не сорились.

– А кто это за профессор Каюмов? – спросила меня Индира, взяв в руки бумагу.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Хотя я где-то слышал эту фамилию… – Я пытался извлечь из памяти какие-либо сведения, однако не смог. – Гм, не помню… Но этот Каюмов что-то знает… То, чего не известно мне.

– Почему Бекзод Хисамиевич не хотел тебе лично рассказать, а просит другого человека?

– Индира, откуда мне знать? – огрызнулся я. – Ты задаешь вопросы, словно играешь в викторину «Что? Где? Когда?»… Но что делать с письмом? Ведь это единственное доказательство того, что я невиновен. А Бекзод Хисамиевич просит, чтобы я его уничтожил и этим самым лишил себя защиты!

– Тебе нельзя уничтожать это письмо, – согласилась супруга. – Потому что Ибрагимов не предполагал, что ты станешь подозреваемым в его убийстве. Так что для следствия всё равно сохраним документ. Но и профессора Каюмова подставлять нельзя… Поэтому я пока спрячу бумагу и предъявлю, как факт твоей невиновности, когда придёт время.

Я засуетился:

– А мне нужно встретиться с этим Каюмовым.

– Адрес запомнил?

– Да, это по улице Германа Лопатина, возле бывшего театрального училища.

– Поедешь на машине?

– Нет, лучше на метро. Станция «Проспект космонавтов» – это рядом с домом Каюмова.

В этот момент затормозила у угла дома милицейская машина – малолитражка «Тико», и у меня ёкнуло в сердце. Вышедшие оттуда два милиционера в зеленой форме, один из которых был высоким, с крепким телосложением и короткой стрижкой, явно настраивались на серьезный лад. У него были строгие черты лица и холодные глаза, словно он находился в постоянном напряжении. Второй – коренастый, с округлой головой и усами, выглядел более расслабленным, хотя напряжение в его взгляде выдавало его недовольство текущей ситуацией. Они не направились к нам, зевнули и стали рассматривать по сторонам, но один из них достал бумагу, посмотрел на схему дома и ткнул пальцем на мой этаж. Так, так, следователи приставили мне охрану, но не для защиты моей персоны, а для того, чтобы не сбежал. Там, видимо, было и мое фото, так как второй кивнул и, увидев меня, пальцем указал на квартиру, мол, подымайся и не вздумай никуда уходить.

Итак, я под домашним арестом без какого-либо судебного решения; в Узбекистане законом играют как хотят, правда, только в пользу власти. Милиционерами оказались рядовые, не офицеры, и им было скучно – это я видел по их потным и красным лицам, в которых так и отражалось нежелание в этот жаркий день торчать у какого-то дома, когда где-то готовился плов, шашлык, была водка и веселые разговоры о том, о сём. Обычно сотрудники МВД предпочитали проводить время в неформальной обстановке, наслаждаясь лёгкими разговорами и отдыхом, а не стоять на улице под палящим солнцем в ожидании непонятно чего.