Церковные служащие стали частенько видеть матушку в сильном эмоциональном напряжении, которое выплёскивалось наружу раздражением.

В конце концов монахиня София, несмотря на возражения и возмущение Анастасии, сумела вырваться из-под гнёта её убеждений и, открыв своё смиренное сердце, исповедалась и покаялась в содеянном преступлении. Также она призналась священнику в том, что внутри неё уживаются две личности – крестьянка Анастасия и настоятельница женского монастыря игуменья София. И шокированный исповедник нарушил таинство исповеди – он доложил вышестоящему церковному чину о совершённом матушкой Софией преступлении, которое в данной ситуации, как он считал, не только было противоправным в отношении помещичьей семьи, но и преступало все законы Церкви.

В тайно отправленном вышестоящему духовному наставнику письме исповедовавший игуменью священник также написал:

«…И так как монахиня София при ограблении барина прибегла к помощи колдовских сил, а посему вступила в сговор с диаволом, продав ему свою душу, и потом, ведомая Сатаной, вселившимся в её утробу, убила помещика Пантелеймонова Сергея Ивановича, прошу дозволения отстранить игуменью Софию от занимаемого поста… Прошу принять к сведению, что в теле монашки поселилась и по сей день бесчинствует тёмная сущность, – писал далее священник, – отчего поведение её стало неадекватным и бесноватым, а посему опасным для окружающих людей. Кроме того, если её деяния получат огласку, может подняться сильное возмущение как среди простых крестьян, так и в обществе знатных господ, вследствие чего опасаюсь, что нашему приходу грозит великий позор, который ляжет тёмным пятном на всю Православную Церковь.

В связи с вышеизложенным мною принято срочное решение: до принятия Вами особых мер изолировать игуменью Софию от общения с сёстрами и прихожанами монастыря. В настоящее время она находится запертой в своей келье и прикована цепями к стенам, так как бес, живущий в ней, стал проявлять свою агрессию: дюже вопиет, скалится и грозится всех известь.

Прошу Вас оказать срочную безотлагательную помощь и принять верное решение этого вопроса, коего самостоятельно разрешить мы не в силах».

– Ну что, довольна? Проклятая монашка! – кричала разгневанная Анастасия, вырывая из её рук верёвку, которую игуменья уготовила для своего удушения. – Теперь нам в жизни отсюда не выбраться!

– Отдай! – дико вопила София. – Отпусти меня! Я всё равно не могу, не хочу так больше жить!

Анастасия, не слушая монашку, вырвала верёвку из не по-женски сильных рук и долго, безжалостно стегала растрепавшимся концом подселившуюся обманом в её тело матушку Софию…

Из кельи игуменьи Софии беспрестанно слышались вопли будто бы двух ругающихся меж собой женщин, обрывки молитв и проклятий, а также временами долгий протяжный плач – словно разрывались на части души и сердца попавших в западню диавола пленниц…

Помощь духовных служителей, несказанно перепуганных данным происшествием, во вверенную им монашескую обитель прибыла незамедлительно. Они явились вместе с посланником, который доставил им тайную депешу.

И в стенах женского монастыря впервые за всё время его существования был проведён обряд экзорцизма для изгнания бесов из тела игуменьи Софии.

Дабы о проведении прибывшими в монастырь священниками обряда экзорцизма никому не стало известно, монахиню Софию, связанную по рукам и ногам грубой, толстой пеньковой верёвкой, под вечер в сгущающемся тумане вывезли в лес.

Там священники втроём привязали её такими же путами к широкому вековому дереву, одиноко стоящему на поляне, которую заведомо осветили множеством привезённых с собой факелов.