– Ты куда?

– Отстранили.

– Погоди.

Главврач поманил к себе светило, прошептал ему что-то на ухо и, обернувшись к Ивану, дал указание самому продолжить операцию.

Почти семь часов Иван работал как заведенный. В какой-то момент он понял, что поражение опухолью не такое масштабное, как казалось при внешнем осмотре. У него открылось второе дыхание, и он боролся за жизнь старушки, словно за свою собственную. Вот где пригодились многолетние тренировки. Все движения Ивана были выверены, точны, быстры.

Уже потом он узнал, что на операционном столе была мать замминистра здравоохранения. Дарья Петровна удаленно наблюдала за ходом операции и дала команду заменить хирурга. Ивана временно оставили в центре, чтобы он сопровождал послеоперационное наблюдение. При виде его старушка вся светилась, иногда просила подержать Иванову руку. Выздоровление Раисы Васильевны шло удивительными для ее возраста темпами. Вскоре всем стало понятно, что Иван сделал невозможное.

Неожиданно шеф пригласила Ивана к себе, но в кабинете за столом сидела незнакомая женщина. Оказалось – это и есть заместитель министра. Она долго его благодарила, наговорила массу комплиментов. Иван, смущаясь, отнекивался. Закончилось все тем, что Иван был принят в центр ведущим хирургом отделения. Вирусная реклама мгновенно сделала его знаменитым. Коллеги отмечали, насколько быстро, легко и точно работают его пальцы и как удивительно выносливы руки.

На операцию ему обычно требовалось намного меньше времени, чем другим хирургам. Еще у Ивана была какая-то интуиция на раковые клетки. Сам того не понимая, как это у него получается, он безошибочно определял, где они находятся, и методично выгребал, выскабливал, уничтожал их. За полгода работы в центре Иван оказался на первом месте по показателям.

Глава 11

Борис уже почти подошел к машине, когда почувствовал исходящий от него едва уловимый запах чужих духов. В панике он вернулся к себе, долго мылся в душе, но до конца избавиться от запаха не удавалось. Бесконечно натирать себя мочалкой было бесполезно, к тому же запах исходил от одежды тоже.

Но все обошлось. У Настеньки неожиданно подскочила температура. К приезду Бориса она перевалила за тридцать девять. Скорее всего, это было не ОРЗ, не обнаружили даже легкого покраснения в горле, что настораживало. Решили положить ее в больницу для детального обследования. Клавдия Константиновна организовала ВИП-палату. Настенька не плакала, не жаловалась, только не выпускала из ручек ладонь Лизы. Через полчаса их увезла «скорая».

До утра Борису заснуть так и не удалось, настолько сильным было потрясение. Он чувствовал, что болезнь Настеньки – следствие его измены. Между ними установилась просто фантастическая связь. Часто минут за пятнадцать до его

возвращения с работы, когда машина была еще далеко от дома, она садилась на свой стульчик у входной двери и ждала его, подперев голову ручонками. Обычно во время встречи разыгрывалась маленькая сценка.

– Доченька, иду сегодня по лесу, смотрю – белочка скачет, а на хвосте сухарики несет. Попросил я у нее сухарик для тебя, она и поделилась.

Настенька, протягивая ладошку, счастливо замирала, и по ее лицу было видно, что в этот момент нет для нее ничего на свете вкуснее этого сухарика. Белочка менялась на зайчика, лисичку, птичку, а сухарик на конфетку, печеньку, хлебушек, орешек, но сюжет из раза в раз оставался прежним. Однажды только произошел сбой. Взяв конфетку, Настенька заплакала, объясняя сквозь слезы, что дети лисички останутся голодными. Но Борис сумел ее убедить: еды всем хватит. Он подарил лисичкиным деткам колбаски, которую они любят больше конфет. Клавдия Константиновна жутко ревновала, требовала прекратить это безобразие, перебивающее у ребенка аппетит, но Борис был непреклонен.