Вот и теперь на это вторжение отреагировали безжизненные, казалось, колоды. Ближайший крокодил хапнул сразу всей пастью – так, что улей почти скрылся внутри. Ага – он хотя бы спросил, согласны ли с этим осы? Внутренняя, нежная часть рта чудовища, если только можно так назвать громадную, усыпанную страшными зубами пасть, вряд ли имела защиту от укусов злых насекомых. По крайней мере крокодил завертелся на земле так же, как он привык двигаться в смертельном вращении под водой (именно так умерщвляли крупную добычу земноводные, о чем совсем недавно рассказывал всем на удивление эрудированный тракторист). Пасть свою он, естественно открыл – так широко, словно в ней уже не помещался распухший от укусов язык.

Что-то в его движениях, громком мычании (совсем как корова!), а может в эманациях не привыкшего к подобным нападениям мозга, заставило ближайших чудовищ шарахнуться по сторонам. Следом полетели остатки улья, обрастающие на лету новыми полчищами ос. Крокодил наконец сообразил, где находится спасение – конечно же в водах родного водоема. Он грузно шлепнулся в канал, подняв тучи брызг.

Рядом с профессором громко захохотал Никитин; он, конечно же, не обошелся бы смехом – добавил бы что-то колкое в адрес несчастного животного, но прозвучала команда Кудрявцева: «По машинам!», – и Алексей Александрович повернулся к «своей» машине – к прицепу. Но перед ним уже стояла Ира Ильина с требовательно протянутой вперед ладонью, и Романов понял, что сценарий дальнейшей поездки уже был прописан, и даже озвучен в салоне «Эксплорера»

Ожерелье поменяла хозяина, точнее обрело новую хозяйку, в глазах которой профессор прочитал какую-то нетерпеливость и почти кровожадное любопытство – так, что он невольно пожалел Лая. А его самого уже ждала открытая дверца внедорожника, а за ней улыбающееся лицо Тани-Тамары, по которой он, оказывается, успел соскучиться. Уже закрывая дверцу, он оглянулся. За каналом осы – те, что покинули явно несъедобные куски ульев – или другие, которым не хватило места на совсем небольших обломках, скручивались в тугие смертоносные жгуты, поднимающиеся подобно огромной кобре, готовой прыгнуть на противника.

«Эксплорер» резко рванул от канала; проехал те же, что и раньше, полтора километра, и лишь затем неторопливо повез разведчиков дальше – туда, где через два с половиной километра должны были закончиться владения хищных ос. А Кудрявцеву словно не было любопытно, что же там ждет людей (и двух неандертальцев); он заговорил о другом:

– Ну как? – повернулся он к Оксане, сидящей рядом.

Супруга очевидно прекрасно поняла, о чем так лаконично спросил командир:

– Непривычно поначалу, – ответила она, – зато сразу какое-то чувство… неуязвимости, что ли.

Романов понял, что речь идет о защитных шлемах. Он взял такой же, лежащий на коленях у Бэйлы Никитиной, сидящей у противоположной дверцы второго ряда. Таня-Тамара не пропустила момента, погладила по голове мужа, который специально задержал движение назад. Жест никарагуанки заполнил сердце Алексея Александровича теплотой и радостью, так что он не сразу стал рассматривать шлем.

Полковник, очевидно, наблюдал за всеми телодвижениями в салоне в зеркало, потому что поощрительно улыбнулся профессору:

– Вот-вот – примерь, Алексей Александрович, – надо всем навыки обретать. Жалко только, что их у нас всего четыре штуки.

– Так надо сделать свои, – горячо вступил в разговор Никитин, – чтобы для всех хватило. Тем более, что наша пластмасса сто очков вперед даст любому кевлару.

– Думали уже, Александр Николаевич, – немного смущенным голосом ответил трактористу акбхазец («Ого! – уже Александр Николаевич?»), – только вот как сделать полую сферу. Не будем же мы щеголять в квадратных шлемах – как телепузики какие-то.