– Не тупи! – повысил голос Жора, его терпение начало иссякать. – У меня сейчас денег нет, так что меня они, может, и зароют, но потом к тебе вернутся.

– Гад! – всхлипнула Маша, её голос снова сорвался на истеричную ноту.

– Давай, дорогая, будь умничкой, – произнёс Жора примирительно, но в его голосе уже не было прежней мягкости. – Держи там оборону, я через неделю вернусь, и всё улажу. Гут?

– Учти, Георгий, – холодно ответила Маша, её голос стал резким, как лезвие. – Если через неделю не вернёшься с деньгами, сдам тебя албанцам!

«Она может…» – Жора усмехнулся про себя. Он любил свою жену, хоть она и была стервозной, а семейные деньги тратила в основном на себя. Но всё же – очень красивой стервой… Жора вздохнул.

Он закончил разговор и положил телефон. Осторожно развернув на столе пожелтевшую карту, он всмотрелся в извилистые линии. На ней была изображена сеть подземелий Кёнигсберга. Пунктирная линия вела к месту хранения Янтарной комнаты – «Bernsteinzimmer». Три надписи «Eingang» отмечали входы в подземелье. Жора провел пальцем по маршруту, и в его глазах вспыхнул азарт.

Жора снова взял телефон, его пальцы уверенно скользили по экрану. Он открыл интерактивную карту Калининграда в приложении и, немного повозившись, сопоставил немецкую карту с современными улицами. Его глаза внимательно перемещались между старыми и новыми обозначениями, пока он не нашёл нужное соответствие. Он отметил на ней расположение первой точки – «Eingang» – и нажал «Проложить маршрут сюда». На экране появилась синяя линия, ведущая к старой части города.

Затем он торопливо собрал со стола все фотографии, сложил карту, аккуратно разглаживая пальцами её потрескавшиеся от времени складки, и спрятал всё в чемодан. Он надел ветровку, застёгивая её до самого верха, будто готовясь к непогоде.

Дойдя уже до самой двери, он внезапно остановился, его рука замерла на ручке. Он задумчиво посмотрел назад, его взгляд задержался на чемодане, где лежала папка с документами. Он вернулся, его шаги были решительными. Открыл чемодан, достал из папки карту, аккуратно сложил её и спрятал в карман куртки. "Лучше держать при себе", – подумал он, поправляя куртку.

В тесной рабочей подсобке, освещённой тусклой лампочкой, привязанный к деревянному стулу сидел бухгалтер. Его измождённое лицо было покрыто запёкшейся кровью, на теле виднелись свежие следы побоев, а во рту торчал грязный кляп. Рядом на металлическом столике были аккуратно разложены орудия пыток: окровавленные плоскогубцы с застрявшими между зубцами обрывками кожи, тяжёлый молоток с тёмными пятнами и широкий тесак с зазубренным лезвием – всё это не оставляло сомнений в том, что здесь происходило.

У столика стоял Замир – худощавый, жилистый мужчина около шестидесяти лет, албанец с закатанными до локтей рукавами. На нём был мясницкий фартук, заляпанный кровью пленника, с которого капало на пол. Он спокойно разговаривал по телефону, переминаясь с ноги на ногу, словно происходящее казалось ему обыденным делом.

– Где он, Маша? – произнёс Замир с лёгким акцентом, его голос звучал спокойно, но с металлическими нотками. Он выдержал паузу, внимательно прислушиваясь к ответу, затем добавил:

– Это в России?

Послушав ответ, албанец положил телефон в карман и медленно подошёл к бухгалтеру. Его шаги отдавались глухим стуком по бетонному полу. Наклонившись к лицу пленника, он заглянул несчастному в глаза. Дрожащий от страха бухгалтер, со слезами на глазах, пытался что-то сказать через кляп, но получалось лишь невнятное мычание. Его глаза были широко раскрыты, а по щекам катились пот и слёзы.