– Я… я… только… спросил… её… на испанском… – Пётр сполз на соседнее кресло.

– О чём? О чём ты её спросил? – нервы Григория не выдерживали.

– Вот, всё по разговорнику, я даже сам предложение составил, – Каверин сунул в лицо Лаврова исписанный титульный лист испано-русского словаря.

Лавров глубоко вздохнул:

– Мой друг, я, конечно, не силён в испанском, но, судя по вашей писанине, вы предложили вашей соседке свои услуги…

– Ну и? Что в этом плохого? – Каверин посмотрел на Лаврова растерянным взглядом.

– Интимные услуги, мой друг, интимные… Не зная чужого менталитета, не стоит так вольно переводить незнакомые слова, – Григорий со снисходительной улыбкой похлопал Петра по плечу и направился к своему креслу, пытаясь рассмотреть лицо незнакомца с татуировкой скорпиона на шее. Но тот продолжал общаться с соседом слева, и Лаврову ничего не оставалось, как пройти мимо него к своему креслу.

Шёл седьмой час полёта.

– Я так больше не могу! У меня вся кожа высохла как пергамент, я пошёл приму душ! – Игорь решительным движением стянул с себя безрукавку и, оставшись в одних брюках, стал доставать из ручной клади полотенце.

– Игорёк, – Каверин, с материнской любовью потянул Ростова за руку. – Где ты собрался душ принимать?

– Где-где, там, где есть вода…

Ростов встал. В одной руке у него было душистое банное мыло, а через плечо, до самого колена, свисало хлопковое полотенце. Босой, голый по пояс, с полотенцем и мылом он отправился между рядами второго салона к туалету.

Те, которые не спали, толкнули тех, которые дремали. Видя высокого, атлетически сложенного человека, идущего принимать душ, у многих пассажиров перехватило дыхание. Опустим описание, почему во время длительных полётов у человека сохнет кожа, и перейдём сразу к реакции пассажиров, которая была далеко не однозначной.

Как только Игорь закрыл за собой дверь туалета, люди, в основном туристы из западной Европы, начали жать кнопки вызова стюарда и требовать услуги, которые им не предоставили с начала полёта: а именно – принять душ в туалетной кабинке.

Те, в свою очередь округлив глаза, пытались объяснить им, что компания «Люфтганзе» не предоставляет таких услуг, на что пассажиры, бурно жестикулируя, показывали то на места, где сидели Каверин с Игорем, то на санузел.

Возле туалета собралась целая толпа из англо-, испано-, немецкоговорящих пассажиров, которые, надо отдать им должное, начали больше прислушиваться, чем возмущаться.

Когда, наконец, после долгого фырканья и звука льющейся воды дверь открылась, и из неё вышел довольный Ростов, все замерли.

Представьте себе: семь часов полёта, перед вами предстает высокий мужчина с мокрым полотенцем в руках и глазами, источающими невиданное облегчение и радость жизни, плюс торс, с которого продолжает стекать, оставляя лужицы на полу, столь желанная влага.

Наступила минутная тишина.

– Следующий, – Игорь с улыбкой направился к своему креслу.

Две стюардессы хрупкими телами перекрыли доступ к туалету многочисленной очереди, хотя многие успели достать полотенца и выкрикивали на трёх языках желание поскорее ополоснуться. А стюардессы пытались словами и жестами рассадить пассажиров по своим местам.

– С лёгким паром, – Пётр с белой завистью посмотрел на упавшего в кресло, расслабленного водными процедурами Ростова.

– А ты чего мучаешься? Иди тоже ополоснись, – обтираясь влажным полотенцем, промурлыкал Игорь.

Каверин посмотрел на Ростова с немым укором в глазах:

– Ага, иди, ты посмотри, какая толпа страждущих возле туалета…

– А ты иди в первый салон, пока народ не сообразил, что вода есть не только в туалете второго салона.