Черт возьми, как же, оказывается, я по ним скучал! И как хотел снова стать их другом. Хотел вернуть чуть ли не братские отношения с Максом и те новые чувства, которые проросли из нашей с Наташей дружбы.

Я как сейчас помню момент, когда понял, что влюбился в нее.

Нам было по четырнадцать. В последний день августа мы шли из школы, где репетировали Первое сентября. Максим никак не мог запомнить танцевальные движения, поэтому его оставили еще на час, а нас с Наташей отпустили.

– Думаешь, у него получится? – спросила Наташа, протянув мне купленное только что мороженое в вафельном стаканчике. Себе же она взяла «Лакомку».

– Сомневаюсь. – Я разодрал упаковку и с наслаждением откусил большой кусок от мороженого. Зубы сразу же свело от холода, и я зажмурился в ожидании, когда пройдет это неприятное чувство.

– Обычно проблемы с организацией всегда у нашего класса, но на этот раз оплошали вы. – Наташа осторожно откусила толстый слой шоколада и лизнула само мороженое.

– Наверное, потому что заболела наша классная, – пожал плечами я.

Елена Викторовна была не только классным руководителем нашего 8А, но и организатором всех школьных мероприятий. В отличие от 8Б, где училась Наташа, мы постоянно где-то участвовали и выступали. Из-за этого нас снимали с уроков, переносили нам контрольные, да и вообще много чего прощали. За это «бэшки» нас недолюбливали и завидовали черной завистью.

– Приятно видеть, что без Елены Викторовны вы такие же простые смертные, как и мы, – хохотнула Наташа.

Возвращаться домой в последний день каникул совсем не хотелось, поэтому мы решили подождать Макса во дворе рядом с его домом.

Мы сели на лавочку и принялись есть мороженое и играть в слова.

– М-м-м, корица! Тебе снова на букву «а», – довольно произнесла Наташа. Ее мороженое подтаяло и превратилось в месиво из сливок и шоколада. Она едва удерживала его в оставшейся упаковке, то и дело облизывая стекающие по ней капли.

– Алименты!

Наташа сморщила носик.

– Из тебя одни юридические слова выскакивают. Так не интересно!

– Ну я же хочу стать прокурором.

– Видимо, чересчур сильно хочешь, – пробормотала Наташа и попыталась доесть остатки мороженого так, чтобы не испачкаться.

Когда она подняла на меня свое лицо, я как будто бы увидел Наташу впервые. Лучи солнца осветили ее голубые глаза, которые от этого стали похожи на кристально чистые воды озера Байкал. Словно в замедленной съемке Наташа улыбнулась и моргнула. На ее носу виднелся шоколадный след от мороженного. Моя рука сама по себе потянулась к ее лицу. Пальцы легко коснулись носа Наташи и стерли шоколад. От этого простого жеста мое сердце словно пропустило удар, а затем забилось как ненормальное.

Улыбка Наташи в миг исчезла. Она, не моргая, смотрела на меня озадаченным взглядом.

– Шоколад, – пояснил я, отведя от нее смущенный взгляд. – Ты как свинка.

Разумеется, я не считал ее свинкой. В тот миг мне показалось, что Наташа – самое красивое создание в мире. Но не признаваться же ей в этом…

От воспоминаний меня отвлекло неожиданное появление той, о которой я думал. Наташа выглядела расстроенной и попросила меня не рассчитывать на место у фикуса, потому что, скорее всего, сама сюда переедет. Похоже, она передумала уезжать, а значит, я тоже.

Захлопнув учебник и оставив его на кресле, я отправился на прогулку. Лелея тайное желание покинуть лагерь, я слонялся вдоль забора, постоянно оглядываясь. Как только вокруг не оказалось ни души, я схватился за прутья и не без труда перелез через высокое ограждение. Уже значительно позже, подходя к Дубкам, я вспомнил про дырку в заборе у боярышника. Скорее всего, ее уже заделали, но проверить все же стоило – это пощадило бы мои ладони, расцарапанные ржавчиной.