Вэнс задал вопрос механически, но эффект, произведенный им, был поразителен до крайности. Лицо Совита побледнело, и, поспешно поднявшись с дивана, он скрестил руки на груди и низко склонился к гребню горы, над которым висела пленка тумана или пара. Те из вельмож, кто уловил тон вопроса Вэнса, и все, кто видел действия своего правителя, тут же пали ниц. Только жрецы остались сидеть. Среди них, казалось, прошел торопливый шепот, и их нахмуренные брови встречали изумленные взгляды офицеров Сокола, куда бы они ни обращались в поисках объяснения причин беспорядка.

В конце концов тот, на чьей передней части были изображены три пламени, встал и, вытянув руки в сторону горы, словно обратился к ней. Он говорил на языке, который, очевидно, был диалектом аборигенов. Затем он повернулся и раскинул руки над распростертыми каранийцами, снова заговорив низким, глубоким голосом. Его лицо стало абсолютно бесстрастным. Внезапно он замолчал, и люди медленно поднялись на ноги.

После этого странного события капитан Френч заметил некоторую скованность в манерах своих хозяев и, решив, что лучше возобновить отношения в более благоприятное время, воспользовался случаем, чтобы попрощаться с государем и отдать приказ вернуться на корабль. Это произошло не слишком рано, так как день прошел быстро, и солнце уже опустилось к горизонту, когда военные вышли из дворца.

С тех пор как он мельком увидел прекрасную каранианку, Вэнс был словно во сне, и теперь, когда он спускался по длинным ступеням, его рассеянность, казалось, принесла свои плоды. На самой нижней ступеньке его нога соскользнула, и он тяжело опустился на тротуар. Доктор Дешон оказался рядом с ним через мгновение, когда лейтенант поднялся на одно колено.

– Вы поранились? – спросил он.

– Боюсь, что да, немного, – ответил Вэнс с гримасой боли.

– Где? – спросил хирург.

– Моя лодыжка, – ответил Вэнс. – Полегче! Не дергайте ее, – добавил он, когда Дешон приступил к поспешному осмотру.

– Ничего не сломано, – сказал он, наконец, – и я не нахожу никакого отека. Попробуйте, не сможете ли вы встать.

Вэнс попытался встать, но тут же со стоном опустился обратно. Совит и те из его свиты, кто был ближе всех, выглядели глубоко обеспокоенными и наперебой предлагали помощь.

– Думаю, вам лучше оставить меня здесь на ночь, – предложил лейтенант. – Уже поздно. Мне нет смысла задерживать переход до судна, а утром вы сможете прислать за мной носилки. Старик говорит, что позаботится обо мне.

Дешон пристально посмотрел на раненого. Затем он наклонился и сказал, слишком низким голосом, чтобы остальные офицеры могли его услышать:

– Дик Вэнс, ты пострадал не больше, чем я. Это все подстроено, и в основе всего лежит эта женщина. Ради Бога, не будь дураком.

– Не говори так громко, – прошептал офицер. – Я должен остаться здесь на ночь. Есть пара вещей, в которых я обязательно должен разобраться. Я обещаю быть осторожным, док. Не волнуйся, старик, – продолжил он, когда хирург заколебался. – Я уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе, и здесь нет ни малейшей опасности.

– Я не уверен в этом, – пробормотал Дешон, снова принявшись осматривать поврежденную лодыжку.

– Ну, тогда мне все равно, есть ли она, и, кроме того, я должен соответствовать своему новому аплуа для принятия решения.

– В чем дело? – воскликнул подскочивший к ним капитан Френч. Известие о происшествии вернуло его из головы колонны.

– Боюсь, – медленно сказал хирург, – что нам придется оставить лейтенанта Вэнса здесь, пока мы не сможем прислать за ним носилки утром. Его лодыжка, похоже, вывихнута или растянута, и эти люди говорят, что готовы позаботиться о нем. Я, конечно, тоже останусь.