– Вот! Слышали? – девочка показала язык подружкам. Она растолкала двух одинаковых кукол Дейзи и положила свою посередине.

– Эй, вы кто такие?! – вдруг раздался окрик. – Вы что там делаете?

Александра обернулась и увидела низкорослого мышака у входной двери. Его неопрятная шерсть свалялась, а из одежды мужичок имел только трусы, почему-то канареечного цвета. Почёсывая отвисшее пузо, он злобно смотрел на девушку и её спутника.

– Так я спросил, вам чего тут надо? – грубо буркнул мышак.

– Я просто интересовалась у девочек, во что они играют, – вежливо ответила Александра.

– Нечего там смотреть! Агата, чтоб через пять минут была дома! Вожжаюсь с тобой…

И он пропал в чёрной глотке подъезда. Испугавшись отцовского окрика, Агата прижала уши и сидела тихо, не шевелясь. Александре стало её жалко. Она погладила девочку по голове и прошептала:

– Твоя кукла лучше всех!

Агата просияла:

– Я сошью ей новое платье! Мама обещала принести с Фабрики обрезки тканей. У них там мастер ух какой злющий! Ничего не разрешает домой уносить. А мама, наперекор ему, прячет тряпочки в башмаках.

Потратив ещё несколько минут, Александра зарисовала всех кукол, затем распрощалась с девочками и вернулась к Мауи. Мышак сидел на табурете из бутылочной пробки со спичечными ножками и ёрзал от нетерпения.

– Нам пора идти, – с укором сказал он. – Я чувствую, что мы напали на след.

Не став его разубеждать, девушка кивнула. Мыши продолжили путь к фабричным трубам, держась широких улиц. Долго ли, коротко ли, дорога вывела их на площадь. Тут не было фонтана или памятника, а только грязная мостовая между скособоченных домов.

Площадь упиралась в забор с широкими воротами, что караулил часовой с алебардой. Забор огораживал фабричные корпуса – коричневые и серые коробки без окон и четыре исполинские трубы. На почтительном расстоянии от часового в очереди стояли мыши, одетые кое-как. Они переступали с ноги на ногу и мяли в лапах шапки.

Воздух пропитался дымом, а земля мелко тряслась от работающих станков. Внезапно раздался пронзительный звук, надолго повисший в воздухе. Испугавшись, Мауи прижал уши и зажмурил глаза.

– Не бойся, – Александра обняла друга. – Это гудок. Я слышала такой на ЗИЛе35. Он объявляет, когда начинать и заканчивать рабочий день. Пойдём ближе, вдруг что-то узнаем про бар «Три топора».

За воротами возникло оживление. Появились счетоводы в белых рубашках и брюках на помочах. Каждый нёс железный сундучок и письменный набор. Для них вытащили столы и стулья.

Очередь заволновалась: мыши тянули шеи, стараясь рассмотреть, что там происходит. Стоило друзьям подойти поближе, как бедняки у ворот злобно уставились на них, как на соперников. Когда счетоводы расселись по местам, часовой отпер ворота и прошёл внутрь, погрозив очереди кулаком.

От фабричных зданий послышался неясный гул, и на площадку у ворот вывалила толпа рабочих: мышей и крыс самого разного возраста. Все очень спешили, но перед столами выстроились в затылок друг другу. Счетоводы выкрикивали:

– У кого имя начинается на «А» или «Б» – подходи ко мне!

– «В» и «Г» – ко мне!

И так далее. Часовой, помахивая алебардой, ходил между рабочих и следил за порядком, приговаривая:

– Ну, не балуй! Стой ровно! Куды прёшь, ещё с этим не закончили!

Счетовод спрашивал имя, рылся в поисках нужной ведомости, а после отсчитывал деньги из железного сундучка. Так оплачивался трудовой день. Не везде расчёт шёл полюбовно. Мауи услышал, как пожилой мышак в застиранной куртке и мятом картузе спорил с кассиром, в конце концов сорвавшись на крик.

– Ты что мне даёшь?! Я токарь третьего разряда! А ты мне платишь будто я разнорабочий! Столько лет на Фабрике, а ты меня не помнишь. Совесть потерял!