Странно. Не припомню, чтобы дядя хоть когда-нибудь так заклеивал свои письма. Хотя судя по состоянию воска, да и самого конверта это письмо совсем новое. Вероятно, дядя Жак написал его тогда же, когда составил завещание.

Осторожно сломав красивую пломбу, я открыла конверт и выудила оттуда сложенный вдвое белоснежный лист, развернув который я увидела дядин почерк.

«Моя драгоценная Мелроуз. Моя девочка.

Как я рад, что ты сейчас читаешь это письмо и в тоже время мне очень жаль. Потому что если ты его читаешь, значит, я позволил себя провести и мой план провалился. И значит, меня уже нет в живых.

Не плачь из-за меня моя Мелроуз. Я любил тебя сильнее всех на свете и все бы оставил тебе моя девочка, чтобы ты не знала в жизни трудностей. Но раз это письмо у тебя, значит, они не позволили. Значит, я не справился.

Прости меня Мелроуз. Прости за то, что не оправдал твоих надежд и твоего мнения обо мне. Я всегда буду присматривать за тобой. Твой дядя Жак Меро».

3 июня 2009г.

Я дочитала это письмо, и у меня тут же пропал аппетит, а по коже побежали мурашки, глядя на дату. Дядя написал это письмо год назад. Но зачем? Ответа на его действия оно мне точно не дало. Только еще больше запутало.

Может, дядя Жак был не в себе или плохо себя чувствовал? Может он был смертельно болен, а сердечный приступ лишь официальная версия? Размышляя над этим, я понимала, что это пустые домыслы. Ведь я видела дядю несколько дней назад, и он выглядел совершенно здоровым, и в своем уме. Видимо я действительно чего-то не понимаю.

Из моих спутанных мыслей меня вырвал звонок мобильного. Это звонила Кристин. Подруга поинтересовалась моим самочувствием и позвала в бар через пару кварталов от моего дома. Долго уговаривать меня не пришлось. Потому что мне просто необходимо было выпить.

С Кристин мы встретились уже у входа в бар. Подруга была при полном параде, надев на себя вызывающее короткое красное платье, которое весьма удачно подчеркивало ее прелести и черную кожаную куртку. Я же придерживалась траура и нацепила черные джинсы, черную майку и черную джинсовку.

В половине девятого в баре уже было полно народу, но нам удалось занять свободные места у барной стойки. Кристин заказала бутылку Шардоне девяносто пятого года и сырную тарелку.

– Если нужно поплакаться или выговориться, Мелиса не стесняйся. – С ходу выдала подруга. – Сегодня я вся твоя.

– Как раз именного этого я и не хочу. – Хмыкнула я. – Лучше помоги мне отвлечься и не думать о завтрашнем дне.

– Тогда нам одной бутылки будет мало. – Кристин широко улыбнулась и махнула рукой, подзывая к себе бармена.

* * *

В тот вечер Кристин удалось очень хорошо отвлечь меня. И утром в субботу я проснулась с жутким похмельем, которого еще никогда не испытывала. И впервые за все время владения магазином я позволила себе опоздать почти на час. По дороге я заскочила в супермаркет и купила пару бутылок минеральной воды, ведь такое самочувствие может быть не только у меня.

Уже на подходе к магазину я заметила что-то странное. А именно припаркованный фургон, из которого выгружали какие-то коробки и заносили внутрь. Перепугавшись, что у меня могут конфисковать мой магазин я тут же перешла на бег и ломанулась к входу. Но в дверях я натолкнулась на мужчину, выходящего на улицу.

– Аккуратнее мадмуазель. – Спокойно ответил он, отходя в сторону. – Книг хватит на всех.

Я не поняла его шутки и тут же устремилась в магазин. Но оказавшись внутри, мой страх сменился непониманием. Слева от входной двери от пола до потолка стояло почти три десятка коробок.

– Что все это значит? – Громко выпалила я, совершенно не понимая, что происходит.