Обращение польстило надзирателю, он осклабился в улыбке и добродушно сказал:

– Ты, парень, глаза вином бы не заливал в таком количестве, тогда бы отчет отдавал в своих действиях. Такой молодой, а уже пьяница. Нехорошо.

– Да я вообще-то не пью, – возразил Галиб.

– В таком случае я тоже трезвенник, – почему-то с грустью произнес надзиратель. – Вином от тебя несло на фарсанг, поэтому и не помнишь ничего. Приятеля твоего увели на допрос.

– А меня почему оставили?

– Откуда же я знаю, но ты не расстраивайся, за этим дело не станет. За тобой тоже придут. Ты почему не поел?

Галиб проследил направление указующего перста и увидел кружку с водой и краюху черствой лепешки.

– Когда я принес завтрак ты спал, как убитый. Не стал будить. Пожалел.

– Спасибо.

– Не благодари раньше времени. Ешь, скоро выведу тебя на прогулку.

Надзиратель вышел из камеры и закрыл за собой дверь. Галиб подошел к откидному столику у стены, взял лепешку, понюхал, потом стал есть, запивая глотками воды. Последняя слегка отдавала тиной, но другого выхода не было, иначе черствый хлеб царапал горло. Он едва успел управиться с едой, как зазвенели ключи, загремел замок, дверь открылась, и надзиратель сказал:

– Вишь, как в воду глядел. Пошли, на допрос тебя вызывают.

Юноша последовал за надзирателем.

Однако вернемся к прошлому событию. Отмотаем ленту времени немного назад. Когда пришли за дервишем было такое раннее утро, что оно еще захватывало часть ночи.

– Куда? Зачем? – спросонок бормотал дервиш, шагая по бесконечным коридорам, неся на спине тяжелый взгляд стражника. Но это был глас вопиющего в пустыне.

Его привели в большую комнату, и здесь он пробыл довольно долго, Дервишу надоело стоять, и он спросил у конвоира:

– Чего ждем? У моря погоды? Так это не ко мне, мой сокамерник в этом больше понимает. Он вырос у моря.

– Помалкивай, – цыкнул конвоир, – не твое собачье дело. Стой и жди.

– А чего сразу собачье? – возразил дервиш. – Разве нельзя вежливо ответить. Хотя в Древней Греции клялись собакой, если ты родом из Греции, то это совсем другое дело.

Что бы на это замечание ответил конвоир осталось загадкой, так как открылась в стене неприметная дверь. Оттуда выглянул человек, сделал знак, подзывая. Дервиш ощутил толчок в спину и шагнул вперед. Новый конвоир повел его по длинной крытой галерее до следующей двери, где арестанта приняли другие люди. Один из них был вооруженный гвардеец, второй – судя по дорогому платью черного цвета, придворный хаджиб. Еще несколько переходов и комнат, и он оказался в большой зале. Здесь в массивном кресле с высокой спинкой сидел рыжебородый молодой человек в дорогом халате. На голове у него была чалма из тончайшего щелка с тускло поблескивающим драгоценным камнем. Слева и справа поодаль от него стоял придворные. В руках у сидящего в кресле была чаша, к которой он периодически прикладывался.

– Знаешь кто я? – спросил рыжебородый после долгого молчания.

– Боюсь, даже представить, – ответил дервиш.

После этих слов вопрошавший вдруг засмеялся, смех подхватили окружающие. Отсмеявшись, человек, сидящий в кресле задал еще один вопрос.

– Скажи мне, дервиш, что ты здесь делаешь?

– Меня, вельможный господин, тоже мучает этот вопрос. Вчера меня арестовали во время трапезы, бросили в темницу, а сейчас я стою перед тобой, – таким будет мой ответ.

– Я вижу, что язык у тебя подвешен неплохо. – заметил рыжебородый. Наверное, и умом тебя Аллах не обделил. Кто ты такой и чем занимаешься?

– Я дервиш, суфий. Брожу по свету, рассказывая на рынках и площадях поучительные истории и этим зарабатываю себе на жизнь.