— Значит, с ним полетим.

Прикидываю, как бы закинуть его ноги в катер и, наконец, смыться отсюда.

— Патрулю на Хокме сдадим. Пусть сами разбираются.

— Зима, он страшный! Нет, красивый, конечно, но я его боюсь, — истерит моя подруга, прыгая на месте.

— Вытаскивай! — киваю на бугая, и кошусь на миниатюрную капитаншу, которая и руки его не передвинет.

— Ладно, полетели. Я завожу.

Она смывается быстрее, чем я успеваю сообразить. То есть затаскивать его я одна должна? Ладно.

Пыхтя, я затолкала ноги мутанта внутрь, стараясь не обращать внимание на свет, который излучала его кожа при каждом прикосновении. Опустила створку двери и, пристегнув его наручниками к поручням, заняла место рядом с Риской.

Красный фонарь мы покинули без проблем, если не считать проблемой того мутанта, которого мы были вынуждены взять с собой. Всю дорогу я то и дело косилась в его сторону, ожидая, что он резко, как в фильме ужасов, откроет глаза, и они снова станут светиться. Но тот был в отключке. Подозрительно. Не так сильно я его ударила.

Но было еще кое-что странное. Каждый раз, когда я отворачивалась, чувствовала на себе его дыхание. Медовая нега окутывала своим теплом, и хотелось прильнуть к сильному мужскому телу и никогда не разжимать рук, что крепко обвивают сильный торс.

Наверное, Рискины флюиды на меня так действуют.

Несколько минут полета проходят в тишине. Риска за штурвалом, я тупо пялюсь в черное бесконечное пространство в иллюминаторе. Только сейчас понимаю, что весь вечер я не чувствовала головной боли. Утром было немного, но так происходит всегда, когда я на задании. Наверное, отвлекаюсь. Но теперь-то что? Самое время разболеться.

Прислушиваюсь к ощущениям, но в голове тишь и благодать. Я, наверное, в детстве так себя не чувствовала, как сейчас. И хочется плакать, потому что жизнь без боли есть! Но я уже как параноик жду ее прихода.

— Да не грусти ты! — Риска отрывает взгляд от приборов и сжимает мою ледяную ладонь, — ну сорвалось, ну бывает.

Она хоть и повернутая на теме парней, но добрая и душевная. Умеет сочувствовать, и, глядя на нее, кажется, что все твои печали она себе готова забрать.

Отмахиваюсь, избегая смотреть ей в лицо. Знаю, что сейчас разревемся как дурочки, а мы вообще-то капитаны на задании. Так что, отставить сентименты!

— Может вернемся? — скулю себе под нос, понимая, насколько это будет глупо, но надежда закончить дело еще теплится. Все же, уезжать не солоно хлебавши, ой как не хочется.

Риска делает вид, что не слышит. Что толку обсуждать заведомо неудачную идею.

— Ладно. Пойду душ приму. Перед начальством надо предстать в форме агента, а не проститутки.

— А меня с этим оставишь? — косится на тело в отключке и достает из-за пояса лазер. Ну чтоб в случае чего долго не копаться.

— Да пьяный он! Спит, — успокаиваю коллегу, пока снимаю парик и укладываю его в сумку. Мне понравился, может, пригодится еще.

Распускаю собранные под сеточку волосы, встряхиваю их пальцами и стону от приятного ощущения свободы. Избавляюсь от туфель и, глядя на их растерзанную подошву, швыряю в шахту для мусора. Достаю пакет с бельем и вдоль стеночки, чтобы не коснуться инопланетянина, пробираюсь в сантехнический отсек.

Стоит откатить дверь, как мужская нога, прислоненная коленом к стене, меняет положение, и дверь оказывается заблокированной. Теперь ее не закрыть. Черт! Ну как я не продумала такую ерунду!

Пытаюсь сдвинуть ногу, чтобы принять душ за закрытой дверью, но она будто в пол вросла – не шелохнется. Окей, устроим общественную купальню.

Вхожу в отсек. В помещении полтора на полтора уместился унитаз, раковина с полкой и душевая кабинка. Правда, она настолько узкая, что мыться в ней только на вдохе. Ну или это я такая большая. Не зря, наверное, из балета выгнали. Сказали: «Для балета бог создал миниатюрных женщин. А ты, Винтер, со своим ростом нам не подходишь!» Видимо, сто восемьдесят многовато не только для балета, но и для кабинки космокатера.