– И все-таки, – Сигемицу брезгливо поморщился, словно речь шла о дохлой кошке, – мир стал бы куда безопаснее, если бы американцы ликвидировали это «дьявольскую штучку» где-нибудь в пустыне Аламогордо в Нью-Мексико.

Американский главнокомандующий не сразу ответил. Его поразило даже не то, что японский министр назвал именно то место, где в июле 45-го была испытана первая атомная бомба, но то, что он назвал её «штучкой» – секретным кодовым словом, которое на Потсдамской конференции привел президент Трумэн в конфиденциальном разговоре с главнокомандующим войсками англо-американских союзников в Европе.

Эйзенхауэр на мгновение прикрыл глаза и физически почувствовал то ощущение глубокой депрессии и безысходности, испытанное уже после грандиозной победы над Гитлером, когда Трумэн с пафосом сообщил ему, что при помощи такой «штучки» Америка способна устроить теперь атомный армагеддон любому противнику. Айку вдруг вспомнились слова своей матери, убежденной христианской пацифистки, о том, что любая война – это преступление, которое превращает людей в скотов.

После Перл-Харбора генерал Эйзенхауэр, как и многие американские военные, перестал считать японцев противником, заслуживающим какого-либо рыцарского отношения. Однако он оставался христианином и продолжал читать Библию, которая в его семье была настольной книгой. Кроме того, здравый смысл профессионального военного подсказывал ему, что даже у военного безумия должны быть свои пределы.