Мне просто не повезло, что единственным местом, где мне могли дать мою заслуженную стипендию, был университет Фэрфилда, куда, как я знал, мэр заставил поступить обоих своих детей. Я бы с удовольствием уехал из города и никогда больше о них не вспоминал, но это означало бы оставить и маму. С универом вышло неидеально, но я справляюсь.

Команда не торопится переодеваться, прежде чем выйти на лед для разминки. На дворе субботнее утро, поэтому тренировка, как обычно, проходит довольно тяжело, но сегодня тренер решил, что нам нужно повторить вчерашние движения, которые вышли не так уж хорошо. Плевать, что мы выиграли и что наш счет был почти вдвое больше, чем у другой команды. Тренер ждет только совершенства.

Он разбивает нас на группы, а затем мы принимаемся играть друг против друга, пока не добиваемся правильного результата или пока тренер не накричит на нас как следует, а после меняемся позициями и начинаем сначала. К концу тренировки я насквозь пропотел и отчаянно хочу в душ. Большинство парней уходят со льда первыми и отправляются приводить себя в порядок, но я остаюсь и отрабатываю еще несколько трюковых бросков, и, к моему большому разочарованию, к тому времени, как я заканчиваю, на льду остаемся только мы с Питерсом.

Я планирую задержаться подольше, чисто из принципа, и, может, чтобы немного позлить его, но вместо этого решаю просто поиздеваться над ним, пока качусь в сторону калитки.

– Лучше задержись, Джоши, тебе не помешает потренироваться.

Его издевательский смех прямо-таки кричит – я попал в больную точку.

– Правда, что ли? Это приказ, капитан? – он выплевывает слово «капитан» так, словно оно грязное, но мы оба знаем, что это не так. Этого титула он добивался в течение двух лет, и можно с уверенностью сказать, что все были шокированы, включая его и меня, когда этот титул достался мне, а не ему.

Он может сколько угодно насмехаться, но я все равно знаю, что это убивает его изнутри.

– Да как хочешь, 22, – я нарочно упоминаю номер его джерси, подходя к краю, и тут замечаю, что мы больше не одни.

Я замечаю Мэделин Питерс, ожидающую на трибунах. Она, как всегда, вся такая чопорная и правильная, ведет себя так, будто меня не существует. Ничего удивительного в том, что она здесь, нет. Она старается приходить на хотя бы одну его тренировку в месяц и ни разу не пропустила ни одной игры, за исключением вчерашней. Она воплощает в себе все, что можно ожидать от дочери мэра, совершившего прелюбодеяние: аквамариново-голубые глаза, золотисто-светлые волосы, дорогой элегантный гардероб и, конечно, сатанинский характер. Настоящая «маленькая папина принцесса», если вы когда-либо встречали такую. Когда мы встречаемся взглядами, она с презрением оглядывает меня с ног до головы, и, клянусь, физически отшатывается от меня.

Нацепив на лицо улыбку, такую же фальшивую, как и у нее, я схожу со льда и направляюсь туда, где она сидит.

– О, неужто это вторая половинка чудо-дуэта отпрысков мэра, – ухмыляюсь я, зная, как сильно они оба ненавидят быть в тени своего отца. Дешевый трюк, конечно, и, чтобы не упустить возможность взбесить Джоша, я громко добавляю, – сегодня ты просто красотка, принцесса Питерс.

Ее губы кривятся. Я наблюдаю, как она встает и отряхивает одежду, как будто одно мое присутствие заставляет ее чувствовать себя грязной.

– Хотела бы я сказать то же самое, Даркмор, но ты же знаешь, я не люблю лгать.

Она произносит эти слова с той же приторно-сладкой улыбкой, которую я обычно вижу на ее фотках в прессе, и мне становится слегка интересно, умеет ли она вообще улыбаться по-настоящему. И я не имею в виду ту дешевую пародию на улыбку, которую она довела до совершенства. Принцесса не сводит с меня глаз, направляясь ко мне вдоль трибун.