И добрейшим. Не из тех, кто стал бы тебя попрекать происхождением и положением. Но, судя по его голосу, он был серьёзен. И делом действительно заинтересовалась та особа, в честь которой зовут примерно сто процентов государственных органов.

Её Величество.

– Где же тебя найти, гонщик, – буркнул он, оглядываясь по сторонам. – Где же ты притаился, насильник-душегуб.

В последние десятилетия Москву буквально наводнили машины. Подумать только! Каких-нибудь шестьдесят лет назад его дед вызывал извозчика. А сейчас, погляди ты, сотни марок. Тут тебе и «Ауди», и «Фольксваген», и «Рено», и американский «Паккард». Какой бы машиной не сбили девушку, следов транспортное средство не оставило.

Всего одна зацепка – протектор шин на обочине. Святослав испробовал все способы, всю агентуру, чтобы обнаружить автомобиль. И – ничего. Призрачный шанс подняться по службе и получить приличное звание таял на глазах. Тогда он решил вернуться в управление. Вновь изучить все документы, что хранились у Фёдора Иванова. Узреть нечто такое, на что он не обратил внимания.

Близился летний московский вечер. С музыкой уличных артистов, холодным разливным пивом, уютными посиделками на террасах кафе. А потом – полежанками прямо на траве, на больших покрывалах с приглянувшимися особами… Ох, Москва, сколько же в тебе любви!

*

В это время в управлении Центрального района шло напряжённое совещание. Следователь Иванов терпеть не мог эти "митинги". Услужливая адьютантка Генриха Цискаридзе в третий раз наполняла чашку Фёдора кофе. Начальник собрал весь наличный отдел, чтобы ещё раз обсудить ход расследования. Следователи, оперативные работники, приставы. Уж очень его взбодрил утренний визит графа.

– Итак, что мы имеем, – говорил полковник Цискаридзе. – Девушку сбили на пригородной дороге Москвы. Доставили в больницу нашего Центрального округа. Пред смертью она лишь два слова вымолвила – обесчестили, убили. Ни внешности, ни описания. Тьфу.

– Угу, – сказал кто-то. – Вот где обесчестили – там бы и расследовали.

– Тишина, – попросил Генрих Цискаридзе. – Изначально мы полагали, чтобы девушку нашу сбили ненамеренно.

– Но нет, – прокомментировал Соловьёв, старший оперуполномоченный. – Сбили её умышленно, дабы обесчестить.

– Над нашей Ксенией надругались – и бросили умирать, – продолжил полковник. – Что она и сделала с успехом в Её Величества больнице Центрального округа. Упокой Господь душу несчастной и даруй долгие лета Императрице.

Тишина. Вся история укладывалась буквально в несколько предложений и документов. Судебный хирург подтвердил, что перед смертью девушку действительно обесчестили. Однако же, злоумышленник не оставил в ней никаких биологических следов. Так и появилось предположение, что гонщик сбил несчастную нарочно. Чтобы удовлетворить свою порочную страсть – да ещё и подготовился к этому.

– Ну а дальше наш знакомый Борис Липов сделал своё дело, – вздохнул Фёдор. – Из банальной аварии сенсацию раздул. Это же надо! До самой Императрицы дошло. Умеет он много шума создать.

– Ага, – поддакивал ему Соловьёв. – Папашу выудил. Рыдать его на камеру заставил. Ручищи здоровенные показывать. А папаша-то непростой.

– Товарищи офицеры! – упрекнул их Генрих. – Есть ли бог в ваших сердцах? Поставьте себя на место безутешного отца. Вы представляете, через что он прошёл, когда его несчастную дочь похитили из могилы?

Опять замолчали. Разумеется, годы службы превратили романтичных юношей в толстокожих мужчин. В глубине души им было жалко и Ксению, и её безутешного отца. Вот только энергии на сочувствие в душах их не осталось.