– То была роковая случайность… – шептал подследственный. – То, что не должно было произойти ни в коем разе…

Повисла пауза. Адвокат сделал скорбное лицо. Должно быть, в своей голове он прикидывал, как затянуть это дело. Дать народному гневу поостыть. Тогда, глядишь, и виселицы можно будет избежать. Молчал и подследственный. Не хотел переходить к самой пикантной части своего повествования.

– А дальнейшие ваши действия? – спросил Фёдор после паузы. – После того, как из машины вышли. То уже не была случайность?

Юноша тут же покраснел. На лбу у него проступил пот. Сначала он зажал рот рукой, но после – нашёл в себе силы продолжить повествование.

– Я не знаю, что на меня нашло, – сказал он. – Я находился в нервическом расстройстве. Опять же, бессонная ночь. Она лежала под луной, такая юная, такая красивая. Платьице её задралось. Я начал перекладывать девушку, дабы она дождалась медицинской помощи. А дальше… Дальше всё как в тумане.

Фёдор нахмурился. Он терпеть не мог подобные преступления, но по долгу службы был вынужден задавать более чем пикантные вопросы. Как глубоко погружались в пострадавшую? Оказывала ли жертва сопротивление? Пользовали кондом? Как быстро наступила… Разрядка? Где семя? Хорошо, что на допросе не присутствовала машинистка. Иначе они бы втроём со стыда сгорели.

Иванов самостоятельно набрал на печатной машинке текст допроса. Блестящая память позволяла ему запоминать мельчайшие детали. Его проворные пальцы бегали по клавиатуре, извлекая звуки. Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Дзинь. Со стороны это выглядело завораживающе, кабы не обстановка. Кабы не преступления.

– Зачем же вы, сударь, бросили несчастную погибать? – задал Фёдор последний вопрос. – Неужто в душе вашей не шевельнулась ни единая струна?

– Шевельнулась, – ответил юноша, и из глаз его потекли слёзы. – Но… Я не смог противиться. Не смог. Полагал, что после произошедшего меня обвинят в умышленном убийстве.

– Так и есть, – кивнул Иванов. – Моё руководство намерено обвинить вас в умышленном убийстве первой степени.

– Мы будем оспаривать квалификацию, – заявил Левако. – Совершенно очевидно, что убийство не было намеренным. Имеет место оставление жертвы в опасности. Однако же, сие нельзя считать убийством.

– Будь я проклят… – прошептал Горелов. – Пусть господь спасёт мою несчастную душу.

В этот момент Фёдору даже стало жалко юношу. Все его дворянские привилегии, вся его жизнь, карьера и будущее рухнули под откос. На что он может надеяться? Только на побег от виселицы. В этом случае – пожизненная каторга, долгие годы забвения. Этот аристократ, яркий представитель золотой молодёжи, не осознал масштаб трагедии.

Высылка из Москвы, долгие годы в остроге – лишь малая часть того, с чем ему придётся столкнуться. Газетчики, разрекламировавшие историю, камня на камне не оставят от личности юноши. А в исправительном доме ему не раз и не два доступно объяснят, почему насилие над всякой женщиной недопустимо. И влечёт лишь ответное насилие, в куда более грубой форме.

– Тогда последний вопрос, – произнёс Фёдор. – Где тело?

– Не имею ни малейшего понятия, господин следователь. Я всеми силами игнорировал эту историю. И лишь от своего адвоката узнал, что тело извлекли из могилы.

Своим сверхъестественным чутьём Иванов понял, что парень не врёт. Впрочем, сия загадка может быть спущена на уровень ниже. В конце концов, виновато ли следствие в том, что какие-то сумасшедшие похищают тела пострадавших?

Иванов перечитал протокол допроса и нашёл его безупречным. Протянул адвокату, который тоже сделал вид, что углубился в изучение документа. На самом деле, лишь тянул время. Оплата ему шла по часам. Добавил от себя несколько строк, указав, что подзащитный осознаёт тяжесть злодеяния и молит Её Милость о снисхождении.