– Да. Рановато. – Сказала Наташа.

– Думаете, между новой миссис Вукович и мистером Вукович была связь? – Спросила Божена, и от его слов Горан покраснел.

– Пока рано делать такие умозаключения. – Ответил Биттерфилд.

– С самого детства меня мучают эти самые подозрения. – Горан бросил вилку и нож, и его стейки из лосося так и остался наполовину нетронутым до конца вечера: аппетит совсем пропал. – Вы понимаете, какие муки мне доставляло всю жизнь общение с отцом и мачехой? В детстве я души в них не чаял, но с годами сомнения все больше отравляли мою жизнь. Я хочу знать правду! Я обязан ее знать. Вы сказали вчера, что я испорчу отношения внутри семьи, если вытряхну все наше грязное белье. Но они уже испорчены. И были испорчены до меня и без моего участия.

– Драга Вукович покончила с собой… – Сказала Божена. – Когда была всего на пару лет старше меня. Я просто не представляю, что должно произойти, какая катастрофа, чтобы заставить меня сделать то же самое. Да еще и с ребенком на руках! Нет, эта история вся какая-то нечистая.

– Мы во всем разберемся. – Сказал Биттерфилд.

– Так вы согласны? – Лицо Горана загорелось таким восторгом, как будто ему еще не было и двадцати.

Биттерфилд переглянулся с Наташей и благодушно улыбнулся Горану и его девушке.

– Получается, что да.


На следующее утро просторный минивен вез всех четверых в национальный парк, где был спрятан от посторонних глаз замок Вуковичей. Водитель лихо вел автомобиль по нескончаемым горным серпантинам, пока зеленые долины с курящимися над ними туманами и облаками оставались где-то далеко внизу вместе с прекрасным синим морем, казавшимся столь ровным и спокойным, когда смотришь на него издалека.

Казалось, эти пейзажи вечны: и крошечные города где-то на кромке моря, и бесконечно петляющая лента дороги, построенная на самом обрыве гор, и зеленые сосны, как пух, раскиданные по склонам.

Но вот спустя пару часов наконец из вида пропало море, и горы стали не столь крутыми. Просто они поднялись наконец на высоту, и теперь автомобиль ездил на этой высоте между холмов и равнин, пока не привез их в долину, словно спрятанную от человека горными грядами, покрытыми льдом даже летом. Здесь у небольшого лазурного озера стоял огромный каменный особняк, больше похожий на старинный замок. Это и было родовое гнездо Вуковичей.

В саду их встретил очень пожилой мужчина в кресле, которое катала по аллеям сиделка, женщина лет пятидесяти.

– Дядя, это мои друзья, мистер Биттерфилд и мисс Честер. – Представил ему своих друзей Горан. – А это моя девушка Божена.

Но старик, которому было, должно быть, около ста лет, не издал ни звука, не кивнул и даже не взглянул на племянника. Наташа присела, заглянула ему в глаза и сказала громко:

– Здравствуйте, мистер Вукович!

На самом дне серых, выцветших глаз будто что-то колыхнулось, но старик не пошевелился.

– Напрасно стараешься, Наташа. – Сказал Горан. – Пойдемте в дом. Дядя уже давно ничего не слышит и не видит. Вряд ли он вообще что-либо понимает.

– Зачем же ты нас представлял ему? – Спросила Божена.

– Из приличия. Вдруг у него бывают просветления. Пойдемте в оранжерею отца, он наверняка там. Я вас познакомлю.

– А что, в Черногории тоже бывают оранжереи? – Удивилась Наташа.

– В горах – да. Здесь и сейчас довольно прохладно. А зимой тем более. Отец обожает свои растения и цветы, на пенсии увлекся ими особенно.

– Хобби в старости – это прекрасно. – Сказал Биттерфилд.

Отец Горана действительно был в оранжерее, располагавшейся в западной части замка и смотревшей частично и на горы, и на чистейшее озеро. Бранко Вукович был почти таким же высоким, как и его единственный сын, широким в плечах и довольно поджарым. Со спины он мог бы показаться братом Горана – так похожи были их фигуры. Лишь серебристые волосы выдавали возраст.