На мгновенье я испугалась, думая, что что-то случилось с папой.
- Мне нужно срочно увидеть дочь! – резко произнесла маман, глядя на служанок с презрением увядающей красоты и богатства к юности и бедности.
Щелкнув веером в руках, она увидела меня.
- Проходите, - чинно произнес дворецкий, приглашая ее внутрь. Ее энергичные каблучки отбивали дробь по паркету, а потом приглушенно стучали по лестнице.
- Ты как моя дорогая? - приторно елейным голосом произнесла мать, поглядывая на слуг.
- Что ты здесь делаешь? – холодно спросила я, глядя в ее бегающие глаза.
- Решила тебя навестить! Как ты вышла из комнаты! В каком виде?! - ужаснулась мать, глядя на меня. И тут же, поравнявшись со мной змеиным шепотом добавила. - Ты еще раз подтверждаешь сплетни о своем распутном и беспутном поведении! Сквозь рубашку все видно! Это позор!
Она нервными шагами направилась в мою комнату, а я, подняв брови, направилась за ней. Мать влетела в мою спальню, осматриваясь по сторонам. Подозрения, которые закрались у меня, рвались наружу, когда я видела, как мать смотрит на пол.
- Письмо потеряла? – насмешливо спросила я, вспоминая обращение к леди Брайс.
Мать замерла возле кресла, а потом медленно повернулась в мою сторону.
- Моей дорогой леди Брайс от барона Армфельта? - спросила я, видя, как мать бледнеет.
О! Я запомнила, как его зовут! Прямо наслаждение какое-то видеть, как мать покрывается пятнышками.
Только сейчас неприятное чувство заставило меня нервно сглотнуть. Она изменяет отцу с каким-то бароном! Нет, ладно, что муж подумал на меня! Но … Я вспомнила добрейшего и честнейшего подполковника Брайса, который готов был укрыть свою дочь от любой беды, и мне срочно понадобился стул. Но вместо этого я сжала кулаки.
- Какое ты имела право читать чужие письма! - разъяренно произнесла мать, а ее бледные, напудренные щеки вспыхнули болезненным румянцем. - Кто разрешал тебе его вскрывать!
Она задыхалась от ярости, а глаза ее превратились в узкие щелочки.
- А кто разрешил тебе читать мне нотации о правильном поведении, пряча под юбкой письмо от любовника? – нагло спросила я, внезапно осмелев. - Кто?
Мать на секунду растерялась.
- А не твоего ума дело! - произнесла мать с вызовом. - Ты не смеешь меня судить! Не смеешь! Ты думаешь что? Все вот это вот куплено на жалование твоего отца?! На те семь тысяч золотых, которые он получает в год? Разве это много? Одно твое платье дебютантки стоило почти тысячу золотых! Сережки с сапфирами? Все это на деньги твоего отца? О, нет! Я сказала твоему отцу, что получаю доход с имения! И благодаря ему мы сумели вывести тебя в свет! Ты не стояла в углу, не отплясывала в доме офицеров кадриль с каким-нибудь нищим лейтенантом!
- Вот именно, что деньги с имения. Только имения тебя, - строго произнесла я. Но мать тут же занесла руку для пощечины. Потом остановилась, обжигая меня холодным взглядом.
- Я сделала все, чтобы тебя не постигла моя судьба! Все! - прошипела мать. - Чтобы ты ни в чем не нуждалась! Или ты хотела бегать, как гарнизонные дочки? В обносках с чужого плеча? В старых перешитых платьях матерей? У тебя всегда все было новеньким! Ты ездила в карете! У тебя были лучшие учителя!
Странное, двойственное чувство не давало мне покоя. Она вроде бы и старается для меня, а вроде бы и нет. Бедная Аврелька. Она явно недополучала материнской любви.
- Мне кажется, - с вызовом произнесла я. – Что я куда больше нуждалась в любви матери, чем платьях!
Это я говорила не только ей, но и своей матери, которая меня не слышала.
- Я бы с удовольствием поменялась бы с любой девочкой в обносках, зная, что мать пошила ей платье с любовью! И она всегда может прийти к матери, рассказать о своих бедах и просто поплакать. Что мать ее поймет! А не смотреть на красивую глыбу льда, которая ведет себя так, словно я ей по гроб жизни обязана! Что из-за меня она испортила свою безупречную фигуру! И теперь я обязана почитать ее, целовать паркет, по которому она ходила и молиться на нее!