«Если хочешь чего-то добиться от человека, нужно его заморочить долгими разговорами», – думала Дельфина. И она сыпала подробностями этой библиотечной истории, выдумывая их прямо на ходу. Фредерик восхищенно пялился на нее, спрашивая себя, почему она сама не пишет романы. Ей удавалось расцвечивать прошлое такими яркими красками, словно она видела все собственными глазами, а не жила за сто верст отсюда. Чувствовалось, что ею движет искренний, вдохновенный порыв. Наконец Дельфина приступила к главному, начав расспрашивать об Анри. Вдова отвечала так, словно муж был еще жив. Взглянув на Фредерика, она сказала: «Вы сидите в кресле Анри, – пока он был жив, оно принадлежало только ему. Бывало, вернется домой поздно вечером, устроится в нем и отдыхает от трудов праведных. А я любила глядеть, как он сидит там, задумчивый такой, и ему это было приятно. Нужно вам сказать, что работал он без передышки. Однажды я решила сосчитать, сколько же пицц вышло из-под его рук. Думаю, не меньше десяти тысяч. Это вам не пустяк. Ну так вот, ему было хорошо в этом кресле…» Фредерик привстал было с места, но Мадлен его удержала: «Сидите, молодой человек, это все равно не поможет, его уже не вернуть».

Сейчас эта старая женщина, вначале показавшаяся им жесткой и ироничной, выглядела гораздо более человечной, даже трогательной. Говоря о покойном муже, она не скрывала правды, а правда была в том, как больно быть вдовой. Дельфина даже заколебалась: что, если разоблачение Анри Пика станет для Мадлен чересчур сильным потрясением? В какой-то миг она встретилась взглядом с Фредериком, прочитала в его глазах ту же мысль и почти уже решила отказаться от своей затеи.

– Но почему вы так подробно расспрашиваете меня о прошлом? – спросила Мадлен.

Ее вопрос остался без ответа. В комнате воцарилось неловкое молчание; Фредерику даже показалось, что бодрое тиканье часов стало как-то слабее отдаваться у него в голове, а может, он просто начал к нему привыкать.

Наконец Дельфина ответила:

– В этой библиотеке отвергнутых рукописей найдена книга, написанная вашим мужем.

– Моим мужем? Да вы шутите!

– На ней стоит имя Анри Пика, а другого Анри Пика, насколько мне известно, не существует. И потом, он ведь жил в Крозоне, так что все указывает на него.

– Вы говорите, мой Анри написал книгу? Честно говоря, меня это удивляет. Он и мне-то никогда не написал ни слова. И ни одного стишка. Нет, это невозможно. Я даже представить себе не могу, чтобы он – и написал книгу!..

– И все-таки это именно он. Может, он тайком писал в ресторане, по утрам?

– И вот еще: он никогда не дарил мне цветы!

– А… какое это имеет отношение? – удивленно спросила Дельфина.

– Ну… не знаю… это я так, вообще…

Фредерик как раз нашел вполне убедительной эту аналогию с цветами. Видимо, Мадлен придавала ей какое-то магическое значение, словно цветочные лепестки являли собой визуальное воплощение писательского таланта.

Старуха снова заговорила, но было ясно, что она им не верит. А вдруг какой-то человек, написавший книгу, взял да и поставил на обложке имя ее мужа, скрылся под чужой фамилией?

– Это невозможно. Гурвек принимал рукописи только из рук в руки. И дата появления книги относится к самому началу создания библиотеки.

– Вот уж кому я не верю, так это Гурвеку! Откуда вы знаете, – может, он сам взял да и прикрылся именем моего мужа?

– …

Дельфина растерянно молчала. В конце концов, Мадлен не так уж не права. Ведь до сих пор ничто, кроме фамилии на обложке, не доказывало авторства Анри Пика. Но тут в беседу вступил Фредерик.

– Ваш муж любил Россию, – напомнил он. – Вы сами нам об этом сказали.