Мадлен рассказала им, что каждое утро Пик уходил в ресторан очень рано. Так, может, пока подходило тесто, он как раз и писал? А когда являлась жена, прятал пишущую машинку. Таким образом, никто не мог заподозрить, чем он занимается. Ведь у каждого человека есть свой тайный, заповедный сад. Для него этим садом было сочинительство. Исходя из этого, продолжал Фредерик, он и не пытался опубликовать роман, у него не было никакого желания посвящать в свои секретные дела посторонних. Зная историю библиотеки отвергнутых рукописей, он прямо туда и отдал свою рукопись. Но Дельфине не давал покоя один вопрос: почему он подписал роман своей фамилией? Ведь его в любое время могли обнаружить на полке и увидеть имя автора. Между этой подпольной жизнью и риском разоблачения была какая-то неувязка. Хотя… возможно, Пик был уверен, что никто не станет раскапывать эти завалы в глубине библиотеки. Это ведь как бутылка с письмом, брошенная в море. Написать книгу и где-то оставить ее… Кто знает, может, в один прекрасный день ее и обнаружат.

Дельфину мучил еще один вопрос: Магали объяснила ей, что авторы обязаны лично приносить свои рукописи. Не странно ли, что человек, так упорно хранивший свою тайну, подчинился этому требованию? Может, он был знаком с Гурвеком, ведь они прожили рядом больше пятидесяти лет. И если да, то какие отношения их связывали? А может, библиотекари обязаны хранить профессиональную тайну подобно врачам, предположил Фредерик. Или же Анри Пик просто буркнул, выложив на стол свой роман: «Жан-Пьер, я надеюсь, ты не проболтаешься, когда придешь ко мне на пиццу…» Конечно, для тайного литературного гения звучит не слишком изысканно, но вполне могло быть и так.

Дельфина и Фредерик с большим удовольствием перебирали всевозможные гипотезы, пытаясь раскрыть романтическую подоплеку этого романа. Внезапно автора «Ванны» посетило озарение:

– А что, если мне описать эту историю – все перипетии нашего открытия?

– Ну конечно, прекрасная мысль!

– Я мог бы назвать ее «Рукопись, найденная в Крозоне».

– Да, это удачная параллель[15].

– Или, например, так: «Библиотека отвергнутых рукописей». Тебе нравится?

– Еще того лучше! – одобрила Дельфина. – И вообще, меня устроит любое название, лишь бы ты опубликовал эту книгу в моем издательстве, а не в «Галлимаре».

Тем вечером хваленый роман был на устах у всех обитателей дома Десперо. Фабьенн находила его очень личным: «Он все-таки кажется автобиографическим, да и действие происходит в наших краях…» Дельфина же старалась не думать об интимной стороне романа. Она очень надеялась, что и Мадлен ничего такого не заподозрит, иначе, не дай бог, вдова запретит его публикацию. Когда-нибудь, позже, у них еще будет время покопаться в жизни Пика и определить, есть ли в книге какие-то личные мотивы. Поразмыслив, молодая издательница решила рассматривать замечание матери как поощрение; если книга нравится, всегда стремишься узнать побольше: что́ в ней подлинно, что́ автор пережил на самом деле? Литература гораздо чаще, чем другие, изобразительные виды искусства, возбуждает в людях нездоровое любопытство – жадный поиск «интима». Леонардо да Винчи, в отличие от Гюстава Флобера с его Эммой, никогда не мог бы сказать: «Джоконда – это я!»

Конечно, сейчас еще рано было предвосхищать события, однако Дельфина уже понимала, что читатели неизбежно будут копаться в личной жизни Анри Пика. От такой книги можно ожидать любых сюрпризов, она это чувствовала, хотя и не могла уверенно прогнозировать ее судьбу. Случается, издателя, убежденного в том, что он нашел будущий бестселлер, постигает полный крах, но бывает и наоборот: книга, от которой ничего особенного не ждали, вызывает настоящий фурор. Сейчас Дельфине предстояло главное – добиться от вдовы Пика согласия на публикацию. Фредерик, смеха ради, величал ее ПИКовой дамой, однако Дельфине было не до веселья, она-то понимала серьезность ситуации. Фредерик пытался ее успокоить: