Раздобыв сведения об этом, Морстен приобрел участок и приказал построить дом, замаскировав в подземелье водные пути. До прибытия Марка «пряничный домик» нередко служил тюрьмой, а те несчастные, кому следовало исчезнуть в небытие, тонули и уносились в Темзу открытыми стоками. Иногда их тела не находили вовсе, однако порой то река, то море выбрасывали утопленников вдали от станции, но ни одному сыщику не приходило в голову связать гибель этих людей с красивым, словно нарисованным, домиком на окраине деревни.

Маленький Марк случайно узнал секрет подвала: Шэндон и компания, подвыпив, не стеснялись присутствия мальчика и открыто говорили о том, что в подвал «снова подавали воду», и о том, что вино можно брать из любого места, кроме большой бочки слева, которая на самом деле – водный сток. Еще до приезда Уиллоуби в тяжелые минуты Марк замышлял побег и обследовал бочку: он надеялся использовать ее в качестве тайного хода.

Побег не состоялся, а знания пригодились, и в тот драматический для Майкла день, когда мальчик расслышал его слабый призыв о помощи, он сообщил о возможности спастись через винную бочку. Узник сделал это вовремя, ибо вода поднялась уже по пояс, когда он сумел, наконец, отодвинуть крышку лежавшей на боку бочки.

Его взору предстала широкая труба, в которую мог пролезть человек средней комплекции. Вода из подвала стала заполнять трубу, и Майкл заторопился: ему нечего было ожидать в подвале, кроме смерти.

Воздух в трубе был свежий и прохладный, и Уиллоуби рискнул предположить, что где-то существует выход наружу, но поток воды становился сильнее и сильнее, и беглец уже продвигался вплавь. Вода поглотила его полностью, и он вынужден был плыть, задержав дыхание и отталкиваясь руками от бетонных стен.

Майклу казалось, что труба не закончится никогда, хотя позже выяснится, что задержать дыхание ему пришлось всего на минуту, но эти драматические шестьдесят секунд продолжались для него дольше суток.

Внезапно его руки перестали ощущать бетон, и, открыв глаза, он увидел, что вода посветлела. Он подтянулся наверх и вынырнул. Поток воды из трубы изливался в речушку, и Майкла вынесло вместе с потоком. Он с наслаждением вдыхал прохладный воздух, наполненный запахами прелой травы, сосновых иголок и морской соли.

Он доплыл до высохших зарослей камыша, и там рискнул вылезти из воды. Одежда промокла до нитки, находиться в ней стало нестерпимо. Майкл наломал сухих стеблей и бросил собранную вязанку себе под ноги. Он разулся и разделся до промокшего белья, а затем растер кожу этими же стеблями – она покраснела и разгорелась, а по жилам побежало спасительное тепло. Запыхавшийся Марк застал его за выжиманием мокрой одежды.

– О, мистер Николсон, я так волновался за Вас. Я принес Ваши вещи, прихватил из комнаты, как только Шэндон отвернулся, – мальчик протянул ему пальто, шляпу, шарф и портмоне.

Майкл подумал, что не помешало бы чистое сухое белье и костюм, ведь свой он вывозил в грязи, но спасибо и на этом.

– Я не Эдвард Николсон, ты теперь знаешь это, – вздохнул Уиллоуби.

Он поскорее набросил на себя пальто, ежась от пронизывающего февральского холода.

– Да, Вы – Майкл Уиллоуби, но мне к этому нужно еще привыкнуть.

Марк потупился и смущенно затеребил край своей куртенки. Глядя на него, Майкл почувствовал, что на него накатывает волна непрошенной жалости к этому ребенку, которому он теперь обязан жизнью.

– Спасибо тебе, Марк, за все, – с запинкой произнес Уиллоуби. – Ты спас мне жизнь, и я об этом никогда не забуду. Ты… был для меня сначала просто воспитанником, учеником, а стал братом.