Пилар расписалась в получении, бросив на Уиллоуби презрительный взгляд. Проводив посыльного, она вытащила из красивой упаковки визитку с золотым ободком. Уиллоуби покачал головой.

– Оказывается, в мое отсутствие ты не теряла времени и обзавелась поклонником, – Майкл чувствовал себя задетым, и мексиканке послышался упрек в его голосе.

– А тебе не все равно? – дерзко произнесла она. – А если я признаюсь тебе, что я никогда не любила тебя, а только спорила с Гарсиа и выиграла этот спор?

Она сунула ему под нос руку с надетым на палец перстнем.

– Что ты сказала? – насторожился Майкл, признаваясь себе, что его партнерша не так проста, как он о ней думал.

– То и сказала. – повторила Пилар. – Я поспорила с Гарсиа, что закручу с тобой роман, ну… и выиграла.

Она тут же пожалела о сказанном, ибо мужчинам вредно знать правду о них самим. Понимания от них не дождешься, к тому же они слишком непредсказуемы в ответных действиях. Вот и Майкл Уиллоуби, самолюбивый красавчик, то краснел, то бледнел, узнавая подробности пресловутого спора. Он кусал губы от досады, осознавая, что был в то время притчей во языцех для пассажиров парохода. Лучше бы Пилар не рассказывала о споре.

– Ты по крайней мере не продешевила? – разозлился он. – Перстень того стоит?

– Конечно, здесь больше одного карата, – улыбнулась она, и Майкл понял, что ему лучше уйти.

Мэри Келли с энтузиазмом отнеслась к выполнению задания, полученного от Уиллоуби. Несмотря на то, что их роман остался в далеком прошлом, в ней продолжала жить надежда на его возобновление, поэтому она старалась стать незаменимой в делах своего экс-возлюбленного.

Влюбить в себя Гарсиа не составило труда: по наводке Майкла Мэри отправилась в ресторан отеля, где проживал мачо, и без труда отыскала его среди посетителей – этому способствовало ужасающих размеров сомбреро: пока его хозяин пил аперитив, оно висело на спинке стула. Гарсиа ужинал в компании телохранителей, и они шумели так сильно, что другие гости – строгие англичане, хладнокровные скандинавы, чопорные немцы – то и дело оглядывались на них. Их постные лица вытянулись бы еще сильнее, если бы они, в добавок ко всему смогли перевести их оживленную беседу, в которой не было недостатка в сальных шуточках, но к счастью, никто из присутствующих не говорил по-испански.

Гарсиа, более других жестикулирующий во время беседы, раскраснелся и вспотел, и теперь вытирал пот носовым платком необъятных размеров. Официант только что подал главное блюдо – настоящий английский ростбиф, дразнящий аппетит румяной корочкой. Мачо застыл на несколько секунд, обозревая блюдо, а потом зарычал, как сердитый бык при виде красного полотна.

Он брызгал слюной, топал ногами, размахивал руками и кричал, что ни за что на свете не станет есть эту гадость, даже не прикоснется! Разве можно, это не мясо, а сухая подошва. Где соус? Где приправы? Где любимый перец чили, зажигающий огонь во рту? Пусть же сию секунду приведут шеф-повара, и Гарсиа собственноручно покажет, как нужно готовить.

Официант молча слушал, изредка кивал головой и вставлял «да, сэр» – мачо проживал у них в отеле почти месяц и каждый вечер устраивал представления в ресторане, критикуя местную кухню. То он требовал седло барашка, политое соком гуаявы, то приправу из бразильских трав, то сушеных особым способом кузнечиков, а затем, после скандала, уминал раскритикованное им блюдо.

Вот и сейчас, упомянув об остром перчике чили, мачо приготовился высказать нелицеприятные вещи о ресторане, однако внезапно споткнулся на полуслове и застыл, как вкопанный. Официант, ожидающий продолжение представления, и телохранители проследили за его взглядом и поняли, что его выпученные глаза пялятся на незнакомку, вошедшую в обеденный зал и расслабленной походкой продвигающуюся по проходу в сопровождении услужливого метрдотеля.