– Ну прямо как сам Ди Стефано! – восхищенно прошептал Загало, вспомнив древние футбольные хроники двадцатого века

Лежавшее без движения тело нападающего окружили товарищи по команде и их противники. Бульдог наклонился над ним, потирая правый глаз, в который пришелся удар мячом. Он понял, что случилось, прежде чем ему об этом сказали игроки Сан-Себастьяна. На таймер можно было бы и не смотреть…

И тогда вратарь легко поднял на руки небольшое тело Мале, вложил ему в руки футбольный мяч и понёс игрока к центральному кругу. Постепенно к нему подтянулись и все другие футболисты. В абсолютной тишине они молча прошествовали через всё поле. А когда они повернули в подтрибунное помещение, то грохот аплодисментов проводил Маноэля Франциско де Насименту. Многие зрители не могли сдержать слёз и плакали, как маленькие дети. Впрочем, почти все они, по сути, и были детьми.

Главный арбитр посовещался с коллегами, тренерами и объявил по громкой связи на весь стадион, что церемония награждения пройдет завтра на центральной площади города.

На трибуне сидела молодая красивая девушка в футболке сборной Сан-Себастьяна. Она рыдала навзрыд, так что её милое личико было всё перепачкано тушью. Она не сразу ушла со стадиона, а дождалась, пока большая часть зрителей потихоньку его покинет. Люди прошлого удивились бы тому, что по завершению игры под креслами и в проходах не валялись пустые бутылки, пакеты, окурки, шелуха и прочий мусор. Но для нового времени было нормальным, что каждый человек старался делать мир вокруг себя чуть лучше, пусть даже в таких на первый взгляд мелочах.

Опустевшая «футбольная чаша» производила такое впечатление, как будто игра ещё и не начиналась. Лишь цифры на табло и следы на газоне служили подтверждением событий, мелькавших здесь только полчаса назад.

В воцарившейся тишине запищал коммуникатор. Чтобы не лезть в карман, девушка достала маленький кулон из-под футболки и нажала на него. В спроецированном перед ней прямоугольнике появилось лицо юноши в очках, который сразу обеспокоено спросил:

– Пени, что случилось? Почему ты плачешь?

– А ты не смотрел разве финал? – удивленно всхлипнула она.

– А… футбол, – усмехнулся парень, – ты забыла, что я им не увлекаюсь. Ну не расстраивайся ты так. Что, ваши проиграли? Бывает…

– Нет! – отрезала Пенелопа. – Наши-то как раз выиграли. Серёж, ты лучше погляди новости сам… Что случилось у тебя? В Новгороде сейчас вроде раннее утро, а ты не спишь.

– Да тут такое дело… Мне из Джефферсона звонили, из их сената… Говорят, какие-то проблемы с ТТВ 19. Предлагают собрать общее совещание представителей всех оплотов. Значит, реально важно. Мы думаем, что через неделю. Твое мнение?

– Если надо… Я поговорю с Евой, и мы уже послезавтра соберем конгресс. Думаю, что все согласятся. А сколько «Кондор» до вас летит?

– Семь часов, – улыбнулся Сергей Медведев, – быстрее пока никак нельзя.

– Не люблю я эти перелёты… Ну, в общем, я всё поняла. До связи!

– Пока!

Девушка ещё раз окинула печальным взглядом футбольное поле и медленно побрела к выходу.

Занятия по историческому обществознанию считались необязательными, но дети ходили на них с удовольствием, а кроме того это была отличная возможность пообщаться и обсудить что-нибудь интересное. Старший преподаватель Колумбийского университета Элизабет Танди – двадцатилетняя стройная девушка с короткой стрижкой – поправила на носу очки и приготовилась начать свою лекцию. Собственно говоря, они ей не требовались, в них были вставлены обычные стекла, так как медицина прекрасно умела исправлять все дефекты зрения, но Элизабет нравился её образ именно в очках. Она обвела взглядом собравшихся в аудитории мальчишек и девчонок, которые удобно устроились на полу на больших разноцветных подушках. Сегодня здесь собрались ребята двенадцати-тринадцати лет, практически выпускники школы. Когда обычный для начала лекции шум утих, Танди поприветствовала всех и озвучила тему: «Соотношение продолжительности жизни человека с её полезностью. Коэффициент жизненного смысла».