– В каком, к черту, лесу? Его загрызли, иначе бы он вернулся домой! – прикрикнула на нее Тома.

Глаза начинало жечь от горячих слез. Обида, которую она хотела вызвать в Настеньке, захлестывала ее саму с головой, и дышать становилось все тяжелее. Руки крепко сжимали плечи девочки, так что прощупывалась каждая косточка под кожей. Тому трясло, но это никак не передавалось Настеньке – казалось, теперь она даже улыбалась глазами, прижимая к себе медведя.

Наверняка самодельного. В поселке были проблемы со снабжением, а детские игрушки и вовсе можно было купить только в крупных городах – столице республики, например. Томе отец привез кукол и большого белого зайца именно оттуда. А медведь, которого она видела, был сшит из настоящего бурого меха, с глазами-бусинами и пришитыми лапами по типу человеческого тела. У охотников такие игрушки не редкость.

Должно быть, Томин отец и сделал. Кому еще пришло бы в голову пустить настоящий мех на игрушку? А к семье Елены Федоровны у него всегда было особое отношение. Даже слишком особое, так что даже семья оставалась на втором месте.

Когда взгляд вернулся к Настеньке, она вдруг дернула плечами, сбрасывая объятия, и со всей силы впечаталась в Тому, оплетая шею сухими ручками. Она замерла, не совсем понимая, что происходит, в то время как холодное, как кусок льда тело продолжало прижиматься к ней со всей силы.

Тома запрокинула голову, замечая движение рядом с трубой. Дым вдруг стал приобретать человеческие очертания и полностью отделился от нее. Существо с длинными ногами и руками, свисающими почти до пят, было в полтора раза выше самого дома. В дымном теле виднелся светящийся скелет, но никаких черт лица не угадывалось – у существа было абсолютно плоское лицо, как разделочная доска, и только два светящихся глаза скользили по двору.

Оно перемещалось медленно, едва двигая конечностями, но от его движений все внутри холодело от ужаса. Тома застыла, позволяя Настеньке висеть на себе, но не могла оторвать взгляда. Все мышцы напряглись, и, чувствуя это, Настенька отстранилась, оборачиваясь.

Существо медленно подняло руку, и вместо человеческой ладони на ней оказалась культя с отростком на месте большого пальца. Но это не помешало ею щелкнуть, а следом на них обрушилась волна.

Крыльцо и стены по периметру вспыхнули, поднимая пламя выше окон. Сначала Томе показалось, что его языки облизывали дом, оставляя темные следы и съедая краску на подоконниках почти мгновенно. Когда она, наконец, отмерла, стало понятно, что нечто сделало работу за нее – теперь никто не сможет вырваться из этой крепости.

А в следующую секунду огонь стал стремительно приближаться.

Тоня не успела ничего сделать – пламя взмыло ввысь, окружая ее со всех сторон. Прежде, чем она потеряла двор из виду, стало понятно, что дом полностью цел, и вокруг нет даже искры.

Задыхаясь от недостатка кислорода, Тома могла лишь ждать, пока кольцо сомкнется, и от нее останется лишь пепел. Сквозь треск огня она едва сумела расслышать, как Настенька воскликнула:

– Не надо! Пожалуйста!

Огонь стих в тот же миг. Просто растаял, как снег под весенним солнцем, и на доме остались лишь следы гари. С губ само собой сорвалось:

– Что, черт возьми…

Настенька обернулась к ней, улыбаясь.

– Это мой папа. Мой настоящий папа.

За окном ничего не было видно.

Небольшой поселок заволокла тьма, а стекло залепило снегом из-за ночной вьюги. На столе остывала утренняя пшеничная каша. Мама стояла у плиты, собирая обед отцу: ему впервые предстояло выйти на новую работу – рыбозавод, градообразующее предприятие потерянного в этом бесконечном обледенении среди тайги поселка.