Позавтракав горячим сладким чаем и бутербродом с колбасой, она завела будильник и уронила голову на подушку, почти сразу засыпая.

Варе снилось море. Родная сердцу галька под резиновой подошвой и шелест волн. Она сидела на берегу, вдыхала соленый воздух и наблюдала за чайками, раз за разом ныряющими за добычей в воду. Вокруг не было ни одной человеческой души, только Варя и море.

А потом оно вдруг начало замерзать.

Сначала Варе показалось, что это пластиковый мусор качается на волнах, но он стал разрастаться, превращая танцующую воду в мертвый лед. Варя вскочила, чувствуя, как холод обжигает лодыжки и плечи, и побежала к воде, но та уже полностью обледенела.

И дна под этим льдом не было видно.

Словно в том месте, где раньше начиналась вода, сейчас был обрыв на огромную глубину, и галька прекращалась, а за водяным стеклом виднелась только темнота. Такая же черная и холодная, как северная ночь.

А следом раздался хлопок.

Ветка дерева со всей силы ударила в окно, разбивая его, и стоящая на льду Варя провалилась вниз, не успев даже закричать прежде, чем мрак заволок все вокруг.

Она подскочила на кровати, испуганно оглядываясь. В комнате посветлело, но в углах все равно сохранялись комки полумрака, а простынь, которую Варя сжимала пальцами до впившихся в ладони ногтей, оказалась влажной. Похоже, от кошмара ее бросило в жар.

Окно оказалось целым.

На экране телефона значилось, что до будильника осталось всего семь минут. Лечь снова она не могла, наоборот, Варю продолжало трясти, а сердце в груди никак не могло замедлить ритм. Она спустилась с кровати, оставляя белье смятым и наполовину сползшим на пол, и побрела вниз, в сторону кухни. Ей срочно нужно было попить – во рту пересохло, и горло саднило, будто Варя долго кричала, сорвав голос.

Мама успела вернуться и сидела за столом, разложив вокруг себя веер документов. Силуэт ее был сгорблен, тело напряжено, а брови сведены в попытке лучше понять то, над чем она ломала голову. У нее, еще совершенно не старой женщины, залегла вертикальная морщинка между бровями.

– Как дела? – мимолетно спросила Варя, проходя мимо матери к гарнитуру, на котором стоял кувшин с водой.

Пить хотелось нестерпимо, и целый стакан она осушила залпом.

– Здесь есть только один педиатр, и тот принимает раз в тысячу лет, – устало вздохнула мама, поднимая на Варю взгляд. – Что это с тобой? Не заболела?

Варя попыталась увернуться, но мать все равно дотронулась губами до влажного лба и заключила:

– Температуры вроде нет. Ты как себя чувствуешь?

Она выглядела обеспокоенной, и Варе стало стыдно за утренний скандал. Как не пыталась заглушить в себе детскую ревность из-за того, что родители целиком посвящены Славе, а о ней забыли ровно в тот день, когда ему поставили диагноз, но все же не могла.

Варя была слишком взрослая, чтобы позволять себе подобное. Слава слишком маленьким, чтобы она воспринимала его как брата, а не ребенка.

– Перетопили, в спальнях дышать нечем, – выкрутилась Варя, пожимая плечами.

– Скажи отцу, пусть убавит отопление. Зря мы, что ли, датчики в каждую комнату покупали.

Поняв, что жизни и здоровью дочери ничего не угрожает, мама вернулась за стол и продолжила задумчиво перебирать бумаги. Лишь когда Варя собралась уходить, она бросила ей в спину:

– Кушать не хочешь?

– Я со Славой поем, – мгновенно отозвалась она.

Днем поселок выглядел намного гостеприимнее, чем во время темноты. Светлые дома на ножках были покрыты снежной вуалью со стороны ветра, а снег переливался на солнце сверкающими камнями, поэтому Варя щурилась и жалела, что не взяла горнолыжные очки с тонировкой. Бродячих собак она по дороге не встретила, как, впрочем, и других животных, хотя нож все же отыскала и предусмотрительно бросила в карман куртки. Людей было не так много, в основном все крутились около домов, чтобы в любой момент можно было скрыться от мороза.