– Алекс, – с неким волнением, боясь задать неудобный вопрос, спросила я, – Почему ты живешь не с родителями, а с дядей? Что с ними?

Он слегка занервничал, посмотрел на реку, бурлящие потоки которой были еще слышны под тонкой коркой льда.

– Они далеко. Это долгая и совсем неинтересная история… Хочешь мороженого? – сменил Алекс тему. Затем, как фокусник, достал из рукава куртки лакомство в вафельном рожке и протянул мне.

Я развернула пломбир, покрытый шоколадной глазурью, и откусила кусочек, смущенно и преданно улыбаясь.

– Оно совсем холодное! Почему не растаяло? Может, загадочный Азаров еще и волшебник?

– Ты многого обо мне не знаешь, – игриво ответил он и дотронулся пальцем до кончика моего носа.

– Это правда. Еще недавно мне казалось, что тебя интересуют только мотоциклы и тусовки. Сейчас передо мной совсем другой Алекс – умный, воспитанный, разносторонний. Иногда мне стыдно за себя и свои прошлые мысли.

Азаров смутился:

– Ты была права. Тебе не за что стыдиться. Просто сейчас мне очень хочется очаровать самую прекрасную девчонку в мире! – воскликнул он задорно и продолжил: – Значит, я загадка?

– Спрашиваешь! Охота, байки, паркур! Ты круто владеешь ножом, знаешь лес, разбираешься в музыке, литературе… Как успеваешь охватить столько? – засыпала я вопросами, поглощая мороженое.

– Не знаю, – он пожал плечами, сделал паузу и принялся ковырять палкой рыхлый снег. – Наверное, потому, что мало сплю. Особенность с детства. Мне достаточно двух часов для отдыха. Чтобы не сойти с ума от скуки, приходится развлекаться. Странно… – он задумался. – Оказывается, это даже приятно, когда хвалят, и забавно, – Азаров засмеялся и посмотрел мне в глаза.

– Отчего приятно?

– Когда отличница ставит тупому троечнику такую оценку.

– Почему же ты другой для окружающих? Зачем эта маска? – допытывалась я, желая побольше узнать о нем.

– Так удобно. Никто не лезет в душу. Но теперь… – Алекс стал серьезным, присел на корточки напротив меня и взял мои руки. – Есть ты, и, если захочешь, если это будет важно для тебя…

– Нет, – решительно перебила я. – Мне хочется и дальше оставаться единственной, кто знает другого Алекса. Я трусиха и боюсь не выдержать конкуренции.

Он снова улыбнулся, но взгляд оставался проницательным.

– Ты будешь моей единственной, единственной навсегда!

Я достала сотовый и, пытаясь сделать наше первое селфи, положила голову ему на плечо.

– Что ты делаешь? – спросил он, сверкнув улыбкой.

– Хочу тебя сфотографировать.

– Зачем?

– Мне нравятся твои уши и нос, – шутя, промурлыкала я. – Хочу любоваться ими, когда тебя нет рядом.

– Поверь, я всегда буду рядом. Теперь ты никогда и никуда от меня не денешься! – обнадежил он, прижимая меня к себе и целуя в макушку.

Сделать селфи не получилось.

Однажды мы гуляли в лесу и набрели на запорошенный снегом охотничий домик.

– Может, зайдем? – предложила я.

– Нет! – резко оборвал Алекс.

– Неужели боишься? – я хихикнула, не веря собственному предположению.

Алекс резко посмотрел вверх и по сторонам. Прислушался и даже, как мне показалось, начал принюхиваться.

– Некогда. Нам пора, скоро стемнеет, – настороженно бросил он и, заслонив меня спиной, повернулся к чаще.

В этот момент из заснеженных кустарников вышел сгорбленный старик с круглым лицом и узкими глазами.

– Замерзли? Сейчас огонь разводить стану, чайку заварю.

Одет он был в старый меховой полушубок, на голове – потрепанная шапка, на ногах – унты, через плечо висело охотничье ружье. Старик прошел мимо нас и стал медленно раскладывать хворост на земле. Что-то смешное и нелепое было в его поведении: он то сильно надувал щеки, пытаясь разжечь огонь, то громко кряхтел, обвиняя непослушное пламя. Наконец я не выдержала.