Как хотелось бы побольше узнать об этой семье, рождённой в смутную пору хаоса революции, Гражданской войны и первоначального строительства нового общества – социалистического! Как удалось сберечь в этом случае одну из величайших ценностей человечества – крепкую семью, тогда как вокруг бушевали подхваченные с очередным западным «-измом» страсти? Ведь родилась Таня, когда только налаживалась жизнь после разрухи, военного коммунизма, когда новая экономическая политика ещё только внедрялась. Но чуть ранее уже и сам Ленин вынужден был недвусмысленно высказаться относительно признания такой яркой представительницы новой элиты – коммунистки Александры Коллонтай. Для неё, по её же признанию, вступить в половые отношения с новым партнёром значило всё равно что «выпить стакан воды». Более того, в сознание строителей нового мира внедрялись установки, будто женщины настолько «свободны», раскрепощены, что чуть ли не обязаны отдавать своё тело пролетариям как общественное достояние.

…Мне раньше казалось, что это грязная пена в бурных потоках нового мира, что краски сгущены, чтобы опорочить победную поступь большевиков. Но вот перечитываю роман Андрея Платонова «Чевенгур», созданный им в 1926–1928 годах по горячим следам событий – и понимаю, что писал он правду. И выстраивается цепочка: общность жён, а детей (как побочный продукт) воспитает государство. Правда, хватит ли на всех грядущих сирот таких талантливых воспитателей, как Антон Макаренко с его «Педагогической поэмой»? Сирот же хватало и без такой «идейной» борьбы с наследием старого мира – патриархальной семьёй, после двух-то разрушительных войн.

Крайне интересно было бы узнать, как рядовой двух войн Лиознов стал инженером-экономистом. Вступил в партию, прошёл рабфак? Следил за политикой, наверное, обсуждал это с женой и взрослеющей дочерью. Во всяком случае, росла Таня советской девочкой и сохранила убеждения в социальной справедливости нового общества на всю жизнь.

Конечно, страсти о «свободной любви» несколько поутихли к началу первых пятилеток. В 1927 году появился Кодекс законов о браке, семье и опеке. Всё-таки коренные, врождённые особенности русской патриархальной семьи как одной из основ государства постепенно брали верх. И кстати, Татьяна Михайловна очень чутко уловила это, откликнулась по-своему в фильмах «Евдокия» и «Три тополя на Плющихе».

Да, Татьяне Лиозновой повезло расти в хорошей, не тронутой мутными «инновациями», крепкой, любящей семье. Тем острее болела незаживающая рана – гибель отца, в её творчество глубочайше вошла тема сиротства.

…И опять вспоминается «Чевенгур» Андрея Платонова. Как тосковал Саша Дванов об отце, сгинувшем в водах озера в поисках разгадки смерти и потустороннего бытия! И о матери, рано оставившей его в неприютливом мире. Какие жуткие в своей лаконичности и точности описания сцены вынужденного попрошайничества в те годы на дорогах между Луганском и Киевом… И какие горькие раздумья рождаются, когда, перебирая материалы архива Лиозновой, думаешь о зловещей роли войн, будь то Первая мировая, Гражданская или наша Великая Отечественная. Кроме миллионов погибших, ещё и миллионы сирот. Всё расширяющаяся с гибельным сокращением нормальных семей просека в человечестве, в численности родного народа. Где 450 миллионов человек в России к середине ХХ века, о которых вполне обоснованно грезил великий Дмитрий Менделеев? Сколько нерождённых детей, внуков, правнуков и праправнуков. А тут ещё и так называемые «перегибы» в сплошной коллективизации рушили семьи, множили число сирот. А до этого ещё и «сокращение нетрудового элемента»… В «Чевенгуре» жуткие сцены: как буднично собирали и расстреливали «буржуев», кого-то и просто изгоняли из «построенного коммунизма», но когда обнаружили, что их семьи не хотят расставаться и устраиваются за пределами Чевенгура, вновь говорил пулемёт…