– Отбился, что ли? – спросил он, не ожидая ответа. Но водитель отозвался со смехом:

– Просто решил вдохнуть свободы.

Они долго ехали молча. Элиас разглядывал пейзаж вдоль дороги.

– Нужно залиться, – сказал водитель и свернул на заправку. Элиас вышел из машины и купил в магазине для себя и водителя по банке колы и пакетику соленых фисташек.

– Фисташки я люблю! – отреагировал водитель.

Элиас хотел ответить ему «Вот это жизнь!», но ограничился улыбкой. На станции он поблагодарил водителя и поспешил на маршрутку, в которой помещалось только восемнадцать пассажиров. Шофер стоял у автобуса, выкрикивая: «Еще двоих берем и трогаемся». Элиас запрыгнул в салон, за ним взобралась пожилая женщина с большой сумкой. Шофер дожидался, пока она сядет. Она горбилась и передвигалась крайне медленно. Из-под голубого платка у нее выбивалась прядь пепельных волос. На ней был серый толстый пиджак, несмотря на жару. Не прошло и трех минут, как они отъехали, и она спросила шофера со своего места:

– А когда будет военный штаб?

– Вроде нет тут штаба, тетушка. В каком районе он? – недоумевал водитель.

– Не знаю. Старик мой умер, завещал перед смертью вернуть все, что в сумке, в штаб.

– Что за сумка?

– Тут все: форма цвета хаки, каска, ремень с пряжкой. Он это носил всю жизнь. А теперь это незачем нам.

– Что ты такое, тетушка, говоришь! – вскипел водитель, идя на обгон автомобиля, который еле тащился перед ним. – Он же собой жертвовал, он был воин! Он защищал арабский мир, арабский дух!

– Остынь, сынок! Все это я завернула и сложила в сумку. Ты меня только до штаба довези.

На конечной женщина спросила:

– Что? Приехали?

Сидевший рядом с Элиасом пассажир обратился к шоферу:

– Плохо вышло. Отвези ее обратно домой. Я заплачу.

Элиас нажал на звонок, дверь открыла его старшая сестра Сана, и он протянул ей пакет с выпечкой.

– Откуда это?! – удивилась она.

– Из деревни Халики.

– Не слышала о такой.

– Я сам раньше знать о ней не знал. О, это особенное место!

– Надо же! Да как же ты попал туда, братец?

– Кеклик привел меня. Через три дня собираюсь туда снова. Оставлю Я́хью у тебя. Лады?

– Хорошо. Видно, предстоит большая охота?

– С охотой всё, завязал.

Она уставилась на него в растерянности.

– Да сегодня ты сам не свой! Зачем же тебе туда тогда?

– Буду отмечать с местными праздник птиц. Может, даже напишу эссе в журнал о неповторимой атмосфере этих мест.

В этот момент зафырчал кондиционер. Обдав их сначала горячим воздухом, он загудел и стал морозить в полную силу.

– Слава Богу! Электричество дали. Мы тут чуть не спеклись, – вздохнула Сана.

В углу комнаты Яхья, которому шел девятый месяц, играл с Ро́лей. Она была старше его на три года. Девочка обмахивала его плетеным веером, он же вырывал его и пытался надкусить, чем вызывал у нее возглас отвращения: «Ыыы». Элиас опустился рядом с ними на колени, сказал Роле: «А ну-ка, зажмурься!» – и, когда она закрыла глаза, накинул ей на шею косу инжира.

– Угадай, что это!

Роля ощупала подарок, не подглядывая.

– Не знаю, дядя!

Она распахнула глаза.

– Можешь съесть эти бусы.

– Все или одну ягодку? – спросила девочка.

К ним подошла Сана.

– По одной, по одной, деточка!

Элиасу же она шепнула:

– Спорим, через полчаса ничего не останется?

Сана переехала из Синджара в Мосул в девяносто пятом, когда ее муж, Карим, получил место в регистрационном департаменте Университета Мосула. Спустя год за ними перебрались Элиас с женой. Ее семья была из Мосула, а Элиас был свободен в передвижениях, ведь он работал из дома и работа была сдельная. Каждый раз, когда он вспоминал, как умирала жена, еще кормящая малыша, на его глазах проступали слезы. Она пожаловалась, что покалывает сердце, потом проговорила, что должно через минуту-другую пройти, и испустила дух, а малыш заревел у нее на руках, словно поняв, что произошло.