Родной поселок показался ему тесным, скукоженным и очень бедным. Отец изменился, постарел, у него согнулись плечи и заострился нос. Встреча вышла невеселой, и Тарзан пожалел, что приехал. Но когда отец выставил бутыль первача, миску соленых огурцов, шинкованной капусты, шваркнул на стол шмат сала, когда они выпили, и старик, смачно крякнув, забалаболил о политике, о ценах, о больных ногах, о соседях, о сестре Верке, Тарзану стало хорошо и покойно. Он уже ни о чем не жалел.

Первый раз увидев Сашку, Тарзан подумал: «Странно, зачем тут ребенок? Должно быть, соседский. Отцу одиноко, вот он и приваживает чужих скуки ради.» О том, что у сестры дочь, он не знал. Когда понял, что эта кнопка, с тонкими как спички ручками и ножками, его племянница, удивился. Но ничего больше не почувствовал.

Сашка без устали носилась по комнатам и без умолку болтала. В школе замкнутая и угрюмая, дома преображалась. Дед Матвей не поверил бы, что стрекоза (так он называл внучку) может несколько часов кряду сидеть, не раскрывая рта. Сашка выговаривалась в судорожном нетерпении – как бы чего не упустить! Сыпала все, что знала, без разбора: кошка Дуська приволокла мышку и таскала ее по дому; соседская девочка Аленка разбила коленки и ревела ревмя, так что пришлось утирать ей сопли; в магазинах вновь подскочили цены, и тетя Нина, соседка, грозя в пустоту кулаком, срываясь, кричала: "Чтобы они, суки, пожили на одну нашу зарплату!". Но кто эти суки, не уточняла.

Взахлеб делясь новостями, Сашка смотрела на деда, не выпуская из поля зрения Тарзана, который ей ужасно не нравился. Ну не может этот плешивый, некультяпистый мужик быть родным братом ее красавицы мамы! Ну не может!

На другой день Сашка повела новоиспеченного родственника дальним переулком на пустырь, где часто и подолгу ошивалась местная шпана.

– Да кудыть она тебя прёт! – гудел старик. – Не слухай ты эту стрекозу, голову она морочит!

Но Тарзан ухмыльнулся и пошел.

Сашка собачонкой бежала впереди, показывая дорогу и оборачиваясь через шаг – не передумал ли дядька?

Пришли. Возле ржавых гаражей, сбившись в кучу, галдели, курили, плевались и матерились подростки. Увидев взрослого мужика, примолкли, напряглись.

– Вон тому, лопоухому, врежь как следует, – сказала Сашка, тыча пальцем в долговязого паренька, с сизым, то ли от холода, то ли от курева, лицом. – Уж больно задается, сволочь!

Тарзан развеселился – что будет дальше?

Сизый пацан быстро смекнул: зрачки вцепились в коренастую фигуру незнакомого мужика, оценивая шансы, решил не рисковать. Также рассудили и его товарищи. Тарзан не успел и пальцем шевельнуть, как компанию сдуло ветром. Мальчишки улепетывали, а вслед им летел трескучий, разухабистый мат. Сашка ругалась с такой изощренной виртуозностью, что Тарзан только руками развел.

– Тебе сколько лет, кнопка?

– Десять, а что?..

– Выпороть бы ее, стерву, как следует, да не могу, – жаловался старик, сидя на кухне и шумно прихлебывая из блюдца крутой кипяток. Чай он пил всегда вприкуску. – Ты бы, Иван, взялся за нее, а то растет как сорная трава.

– Выпороть? Ну ты скажешь, батя. Ты нас с Веркой сроду не бил.

– Вот и плохо, что не бил. Вот и плохо…

Погода испортилась, зарядили дожди. Гулять в парке стало невозможно, и Сашка собралась в школу. О драке, рассудила она, уж все, конечно, позабыли. Да и учительница – ей что, делать больше нечего? Пошла.

В школе было все по-старому: сутолока в коридорах, гомон, похожий на птичий крик. Уборщица Варвара Макаровна, со вздернутой губой, приоткрывающей редкие гнилые зубы, придирчиво ощупывала взглядом каждого входящего – взял сменку али нет?