– Вот что тебе надо бы знать, Евпсихий, да теперь уже поздно. – заговорил следователь Крокодилов, так и не догадываясь, что Евпсихий Алексеевич ещё не умер, а просто заглянул в Тартарары по делам. – Надо бы знать, что любая материя распадается под воздействием солнечного света. Всё, что мы знаем о прошлом, всё, что определили и вычислили, изучая археологические артефакты – всё это благодаря тьме, всё это сохранено тьмой. И только по воле Божьей находится человек, способный достать из тьмы бумажку с начертанным в ней рисунком или словом, содержащим знание (то, что ты называешь Истиной), прочесть его и понять.

– Ну, так я и есть этот самый человек. Я намерен расследовать дело Анны Ильиничны до конца и добиться кары для виновных, а всем невиновным принести успокоение.

– Ты?? – удивился следователь Крокодилов.

– Я.

– Ты подумал, что бесконечность не виновата в том, что она бесконечность, что можно порубать её на мелкие кусочки, и каждому кусочку придать свою оригинальную форму?.. Ты развлечь себя решил расследованием дела Анны Ильиничны Зарницкой?..

– Вы можете понимать это, как развлечение, но для меня это нечто большее, и я решительно приступил к этому делу.

– Значит, ты мне можешь торжественно пообещать, что займёшься этим проклятым делом и доведёшь его до конца, сколько бы сил и времени не пришлось на это потратить?

– Не вам первому я это обещаю, и мне это не составляет труда, поскольку испытываю заинтересованность.

– Так не смею тебя задерживать, Евпсихий, в добром порыве. Пообещай мне.

– Пообещать – что??

– Что прямо сейчас, на этом самом месте, изымаешь у меня ответственность за неразгаданное дело Анны Ильиничны Зарницкой, поскольку сам берёшься довести его до точки!!

– Ну, обещаю!!

– Торжественно обещаешь, Евпсихий?.. Без всяких жульнических уловок?

– Обещаю торжественно и без уловок.

– Вот оно как, милостивые государи! – следователь Крокодилов пришлёпнул обгоревшим свитком театральной программки по собственной голове, на которой вдруг обозначился здоровенный кроваво-пурпурный шрам, поднялся во весь рост и страстно произнёс: – Все слышали, что Евпсихий Алексеевич пообещал довести дело Анны Ильиничны Зарницкой до точки, избавив тем самым меня от сего тяжкого груза?..

Немногочисленная труппа из захудалых чертей, шишиг, анчуток и хохликов выползла гуськом на сцену.

– Я ещё раз спрашиваю: все слышали, что этот вот гражданин обязался взяться за дело четвертьвековой давности и распутать его «от и до»?..

– Все слышали. – черти взволнованно закивали головами, с явной укоризной бросая взгляды на Евпсихия Алексеевича.

– В таком случае, могу ли я считать себя избавленным от обязанности самому нести ответственность за это дело?

Черти загрустили ещё больше, переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу.

– Я хочу добиться от вас внятного ответа, поскольку если такового не добьюсь, то буду жаловаться херувиму-надзирателю, а он с минуту на минуту должен прийти сюда… Итак, я ещё раз вас спрашиваю: могу ли я беспрепятственно покинуть Тартарары, считая себя ни в чём невиноватым перед миром живых, дабы со спокойной совестью уйти в мир блаженства и упоения?

– Чего уж теперь. Свободен ты, дядька, ловко вывернулся. – произнёс конферансье голосом, внезапно сменившимся с манерно-угодливого на пронизывающе-холодный. – Кто-то хорошо молится за тебя, дурака, на земле, его и благодари.

– Это уже моё дело, кого благодарить, а ваше дело отпустить меня с Богом из вашего поганого театра в места обетованные, я здесь задерживаться не намерен. – и следователь Крокодилов бросил свиток театральной программки под ноги, чтоб резво растоптать его и пнуть в зрительный зал, в свалку мусора.