Корм как-то попробовал выторговать у одного из дикарей браслет с тёмными, грубой огранки камнями, в которых вспыхивали и гасли фиолетовые искры. Для Илиеоны.

Ничего не вышло. Дикарь ухмыльнулся и согнул правую руку в локте, зажав в нем кулак левой. Жест этот означал твёрдое, решительное и окончательное «нет». После которого заканчивались все торги и просьбы.

Корм глубоко вздохнул, вспомнив Супругу, и снова посмотрел на рисунок, который он, с чистой совестью и голубым глазом, утащил к себе в камору. Копии с рисунка уры сделали. Образцы материала взяли. А рисунок Корму нужнее.

Он и сам не мог понять, почему именно оригинал? Почему копии рисунка, ничем от оригинала не отличающиеся, не вызывали такого чувства причастности к чему-то тайному? К чему-то далёкому и желанному, настолько, что Корм готов был бежать за этим тайным, на любой край земли. Только направление покажите.

Этот маленький кусочек древней материи, изготовленный из волокон растительного происхождения, подарил кучу интересных идей. Во-первых, сама материя. Пусть умники разберутся в технологии и потихоньку налаживают производство. Во-вторых, строительство. Горожане будут заняты новым для себя и, главное, важным делом. Корм сам займётся разработкой форм для строительства.

– Корм.

Корм мотнул головой, отгоняя воспоминания.

– Корм!

В проёме стоял худощавый юноша с бледной кожей и большими, печальными, карими глазами. Помощник.

– Я слушаю.

– Тебя ищет Нянька.

– Позови её сюда.

Помощник исчез, и вскоре в проёме появилась темноволосая женщина. Немного выше среднего роста. Красиво очерченное лицо. Внимательный взгляд и припухлые губы, на которых Корм ни разу не видел улыбки. Нянька. Было ли это её именем, или так же, как у Корма, обозначало статус её положения? Корм об этом никогда не задумывался. Нянька и Нянька. Это слово всегда звучало для него, как имя собственное.

Сколько же ей оборотов? – Неожиданно для самого себя, подумал Корм.

Нянька всегда выглядела лет на двадцать пять – пятьдесят. Не то чтобы она выглядела, то хорошо, а то получше. Нет. Выглядела она всегда прекрасно. Но… Вроде и морщин нет, а не понять, старая она или молодая. И кожа чистая, и глаза ясные. Вот только смотреть в эти глаза не хочется. А хочется отвернуться или вообще сбежать.

Хотя Нянька никогда не была строгой, Корм её побаивался. Даже сейчас. Но в том, что ей более двухсот оборотов, Корм был уверен. Самому уже почти сто восемьдесят. А ведь она не получает тех препаратов, которые дают ему. Удивительное существо. Вот он смотрит на её лицо, такое привычное и даже родное. Но стоит ей хотя бы отвернуться, и он не может вспомнить ни единой черты.

– Что случилось?

– Ничего, мой Корм. Ничего, кроме того, что ты пропустил уже два посещения. Это недопустимо. Она начинает бояться. Ты ведь знаешь, последняя грань, это не мои выдумки.

Два? Не может быть. Кажется, он был у дочери совсем недавно. Ещё сегодня. Но нет, это чувство обманчиво. Просто каждое посещение слишком тяжело ему даётся. Сколько сил надо, чтобы видеть своего единственного и столь долгожданного ребёнка, не нормальным человеком, со всеми присущими человеку достоинствами и недостатками, а бессмысленным и бесчувственным растением.

Рождение этой девочки было чудом. Жизнь её стала проклятием.

– Почему так? – Думал Корм. – Почему? Какой-то жалкий мусорщик может иметь столько детей, сколько успеет родить его глупая жена. А я. Я! Владетель Города, по сути, сам Город, вынужден, глядя на свою единственную дочь, проклинать каждый прожитый ею день, благословляя каждый день, который ей суждено ещё прожить?