Мужчина звонил вечером, буквально на пару минут, чтобы договориться о предстоящей встрече. Таня уже привыкла, что у него есть свободное время во вторник и субботу. И могла с точностью почти до минуты сказать, когда позвонит Матвей. В другие дни звонка даже не ждала.

Сама же она любила писать смс, присылать в них цитаты из книг, сообщения, что скучает, и подобное. И в ответ ждала хотя бы «я тоже соскучился», но чаще всего не получала этого.

А теперь они оба разъезжались по разным регионам, и звонить друг другу становилось очень дорого. Получается, что и личное, и телефонное общение сойдут на нет.

– Пока, – сказала Таня, выходя из машины у своего общежития.

Матвей улыбнулся ей и кивнул.

Следующие дни девушка собирала вещи, закрывала сессию, дорабатывала последние смены на работе. Во вторник ей надо было уезжать. Она была уверена, что в этот привычный для их встречи день Матвей приедет проводить её на вокзал. Сейчас она как никогда нуждалась в подтверждении его любви и интереса к ней.

Но когда он не позвонил в своё обычное время, Таня забеспокоилась. Она уже стояла на перроне, ожидая подачи поезда, и набрала его сама.

– Привет, Танюш, – ответил Матвей.

– Привет, у меня скоро поезд, ты приедешь? – спросила она.

– Не успеваю, – сказал мужчина, – у меня перед отъездом столько работы. Отдыхай, увидимся, когда вернёшься.

– Пиши мне, – проговорила Таня, ненавидя себя за то, что навязывается, но ничего не могла с собой поделать.

Она почему-то чувствовала себя преданной Матвеем и хотела подтверждения их отношениям.

– Я… – начал отвечать мужчина, но его слова утонули в громком гудке прибывающего поезда.

Когда шум стих, связь была уже разорвана.

Всю дорогу Таня пыталась убедить себя, что отсутствие Матвея на перроне ничего не значит. Между ними всё хорошо. Ведь ничего не случилось. И он не обязан был приезжать, чтобы попрощаться с ней.

«На дворе двадцать первый век, – говорила она себе, – а я всё ещё привязываюсь к старым традициям проводов и встреч на вокзале».

А на душе отчего-то было паршиво. Дни, проведённые в загородном отеле, теперь казались сказкой, и она не понимала, как ей тогда могло что-то не нравится.

Девушка нервно теребила надетый браслет и настраивалась на встречу с родными. Очень хотелось написать Матвею и получить в ответ какое-нибудь приятное сообщение. Но Таня не разрешала себе этого сделать.

Лёжа на верхней полке плацкартного вагона, она снова и снова вспоминала свои слова и поступки на прошедших выходных и не могла понять, что она сделала не так, что за прошедшие с той поры трое суток он так и не захотел с ней встретиться.

Так и не придя ни к какому выводу, она заснула тревожным сном, прерывающимся разговорами пассажиров, их хождением по вагону и хлопаньем дверей тамбура.

Следующий день также прошёл в самокопаниях, и к моменту выхода в родном городе, Таня хотела только одного: переключиться на что-то другое. Бесконечно думать о Матвее уже не было сил.

На перроне её встретила мама, и девушка, утонув в объятьях любящего человека, наконец смогла успокоиться и отвлечься от навязчивых мыслей.

Алёна всю весну тревожилась за дочь. Она чувствовала, что Танюшу захлестнула волна первой любви, и понимала, что её слова здесь бесполезны. Девочке надо самой набить шишки и научиться разбираться в людях.

Мама могла ей помочь лишь добрым взглядом, отсутствием осуждения и поддержкой. Только так можно не отвернуть от себя резко повзрослевшего ребёнка и сохранить доверительные отношения.

Так Алёна и поступила. Она крепко обнимала дочь, радовалась её приезду, совсем не спрашивала о причинах застывшей в глазах грусти, ожидая, когда Танюша сама захочет поделиться с ней своими переживаниями.