Через несколько месяцев Катюня собрала вещи и уехала жить в Бабшурину коммуналку в хрущёвской пятиэтажке, подав заявление на развод. Устроилась работать на телефонный узел, находившийся в двух минутах ходьбы от дома. Работа была непыльной, специального образования не требовала, и на обучение ушло всего несколько недель. Сиди себе в отдельной комнате на стуле с подушечкой под попой, втыкай металлический штекер в дырочку-гнездо на пульте, проверяя уличные районные телефоны-автоматы на предмет обрыва в линии, пиши в конце дня отчёт в амбарную книгу и делай заявки электромонтёрам на проверку и починку неисправностей. Коллектив был дружным, начальство – понимающим, Катюню любили за весёлый нрав и общительность, частенько отпуская пораньше домой. Выделяли профсоюзные путёвки в санатории и дома отдыха, благодаря которым она даже побывала на море в Одессе.
После работы обычно ходила по магазинам: в «Булочную», «Молоко», «Овощной», «Мясо»… Все они хоть и располагались на одной улице, но каждый в отдельно стоящем здании. Народ курсировал от одного магазина к другому. Сначала нужно было отстоять очередь в кассу, потом очередь – с уже пробитым чеком – в нужный отдел, проговаривая название и количество продуктов уже замотавшейся к вечеру продавщице. Еженедельный продуктовый набор не отличался изысками и в основном состоял из молока в треугольных пакетах за 16 копеек, нескольких батонов белого хлеба за 13,25, 500 граммов докторской колбасы за 2,20 или килограмма «Любительских» сосисок, кусочка «Пошехонского» сыра и вермишели в красного цвета пачках. Она часто покупала свежемороженую рыбу под странным названием «аргентинка» или суповой набор с сахарной косточкой для щей, которых нам хватало на несколько дней. Крупы Катюня насыпала в квадратные металлические банки, которые хранились в комнатном буфете. Овощи складывались в деревянный ящик с крышкой в общем коридоре. Пока не купили холодильник ЗИЛ с замочком на ручке, все скоропортящиеся продукты в сумке вывешивались в холодное время года за окно.
Катюня была модницей: то сумку с короткими ручками новую купит из коричневого дермантина с актуальными цветными полосочками, то шарфик газовый, а в получку могла и вазу притащить с пластиковыми розами или бусики из бисера в хитром плетении с замысловатым замочком… А сколько обуви у неё было, с её-то короткой ногой! И сапоги-чулки, и лаковые босоножки на платформе, и даже ботильоны! Родственники всегда удивлялись, как Катюня с её скромными доходами умела экономить и копить деньги, живя от зарплаты до зарплаты, часто занимая у кого-нибудь деньги до очередной получки. «О, опять наша золотая медалистка купила очередную ерунду!» – сетовали сёстры, позже покупавшие то же самое.
В девятимесячном возрасте меня определили в ясли, но я стала часто болеть и Катюня периодически сидела на больничном, строча на машинке очередной наряд для соседки, чтобы хоть как-то залатать очередную дыру в скромном бюджете семьи.
Алик жил своей отдельной жизнью, в редкие дни приезжая нас навещать. Кулёк конфет, шоколадка или пластмассовая кукла в картонной коробке на день рождения, трехколёсный велосипед – вот и всё внимание…Совместные прогулки были редкостью и обычно заканчивались обязательным посещением павильона «Пиво – во́ды», где Алик принимал весёлый допинг в виде литровой кружки пива или стакана вина, оставляя детскую коляску на улице, пока Катюня это безобразие не пресекла, запретив бывшему мужу брать меня с собой. Разрешались лишь поездки к Анне, моей немецкой бабушке по отцовской линии, жившей не очень далеко от нас.