В этом же 1982 году её хватил инсульт, и в декабре она тихо умерла во сне. Так я в первый раз поняла, что такое смерть. Мать занавесила зеркало чёрной тканью, началась похоронная суета, и меня отправили ночевать к школьной подружке, чтобы я не пугалась, не рыдала и не мешалась никому под ногами. Целых три дня забальзамированная Бабшура лежала дома в гробу, поставленном на табуретки в нашей с ней комнате. В скрещённых на груди руках горела маленькая церковная свеча, а все иконки и поясок с молитвой были положены моей матерью в изголовье гроба, чтобы и на том свете они её оберегали. Хоронили Бабшуру на Рогожском кладбище. Земля была мёрзлой, кладбищенские мужики в ватниках и шапках-ушанках ковырялись долго, лениво орудуя на морозе металлическими палками и лопатами. Родственники стояли замёрзшей кучкой, прижимаясь друг к другу и пряча скорбные лица от ледяного ветра в поднятые воротники, а я, не стесняясь своего горя и жалости к Бабшуре, тихо плакала, понимая, что мы остались с матерью вдвоём и что жизнь моя тоже изменится и прежней уже никогда не будет.

Принято считать, что наше детство заканчивается только с уходом родителей в мир иной, и не важно, сколько тебе лет, десять или пятьдесят, потому что для своих близких мы всегда дети. Моё детство закончилось 23 апреля 2019 года, я стала старшей в своей семье.

Моя мать Катюня – так ласково называла её Бабшура – тоже родилась в Рязанской губернии, и на начало Великой Отечественной Войны ей было всего одиннадцать лет. Вместе со своими родными сёстрами Лидой и Раей она собирала в деревне лебеду, крапиву и варила в огромном чугунном котле суп, добавляя туда картофельные очистки. Зимой ели крыс и мышей, пекли лепёшки из серой муки с водой, в общем, выживали как могли. Одни старые ботинки на всех носились по очереди, школа была за три километра от деревни. Катюня смогла закончить всего три класса и мечтала, что когда-нибудь снова пойдёт учиться. Она не любила вспоминать тот период своей жизни, но это и понятно: голодная и босая нищета в условиях военного времени, похоронки, общее горе на всех и отсутствие тех важных девичьих вещей, которые должны сопровождать любое детство и юность, напрочь отсутствовали, и только Великая Победа вернула всем надежду на лучшее, Катюне в том числе.

В 1950 году вся их семья перебралась в Москву «по лимиту».

В послевоенные пятидесятые годы в Москве рабочих рук не хватало, особенно в области строительства и промышленности. Социальное определение статуса «лимитчик» надолго поселилось в лексиконе советских людей. Что такое «лимитчик»? На предприятиях выделялся особый лимит на количество мест для работников из других регионов, и они обязывались работать только на том предприятии и на той должности, куда их брали. Как правило, это были неквалифицированные и низкооплачиваемые рабочие места, которые не пользовались спросом у москвичей. Такому работнику предоставлялось место в общежитии с временной пропиской. Впоследствии он мог получить и постоянную, встав в очередь на жильё. Она обычно подходила лет через десять, но на деле и через все двадцать. Вот на такую «стройку» и попала Катюня: она едва разменяла тридцатник, вся жизнь была ещё впереди.

Послевоенная Москва расширялась и отстраивалась, город нуждался в «быстром» и дешёвом жильё, начали строиться малоэтажные дома из шлакоблоков с деревянными потолочными перекрытиями. Часто их украшали эркерами, арками, балкончиками и даже лепниной. Называли такие строения «немецкими домами», и располагались они в основном в спальных районах города, например в Перово или Измайлово, где и начала свою трудовую жизнь Катюня. Работала она штукатурщицей, выучившись этому ремеслу прямо на стройке.