– Как ты думаешь, сколько можно оставаться в таком положении? – спрашивает он ее.

– Не знаю. Думаю, я бы не выдержала больше часа, – отвечает она, пытаясь принять ту же позу. – Это больно! – восклицает она, оставляя попытку.

– Странно, ты принимала и более сложные позы, чем эта! – говорит он.

– Но я не практикую йогу, – отвечает Пема, чувствуя себя словно на допросе.

– Это правда, ты не практикуешь йогу, но это не значит, что ты не можешь удерживать сложные позы! – говорит он.

В наступившей тишине Пема пристально вглядывается в глаза Арьи. От этой тишины ей становится немного не по себе. Погружаясь в его глаза, она чувствует, как пробуждается ее чувственная энергия. Она опускает взгляд, чтобы этого избежать. Арья улыбается и продолжает рассказ.

– Итак, я сохранял свою позу, так же как ты сохраняешь свою! Ты тоже упрямая дурочка, но милая, должен признать… Смеющийся ветер подбирался все ближе и ближе, пока не оказался так близко, что мог меня коснуться. Поначалу касание было очень легким, почти незаметным. Мое тело каждый раз вздрагивало. Потом наступил покой, но я чувствовал смеющийся ветер позади меня. Я знал, что он не ушел. Он ждал момента, когда я потеряю бдительность, а затем снова засмеялся и стал прикасаться ко мне. Это был ад! Но я продолжал сидеть с поднятыми руками. Я начал потеть и мерзнуть одновременно. Мое тело дрожало и тряслось, а разум совершенно помутился. Безумие, я в самом деле сходил с ума! Я знал, что подобные практики связаны с риском. Несколько раз на своем пути йога я уже подбирался к грани безумия, но сейчас наконец-то ее перешел. Прикосновения смеющегося ветра становились все ощутимее, попеременно царапая кожу у меня на спине и дуя на нее. Это было очень больно. Казалось, что этот демонический смеющийся ветер хотел убить меня или свести с ума. Я продолжал дышать через боль, но становился все слабее. Затем ветер рассмеялся в последний раз и нанес мне последнюю кровавую царапину от подмышек до торчащих ребер. Это было уже слишком, перебор. С моих губ сорвался громкий крик, подобный тигриному реву. Я вышел из своей позы и повернулся к смеющемуся ветру, чтобы увидеть его лицо. Я совершенно не ожидал увидеть женщину редкой красоты. Я думал, что увижу жуткое чудовище, но нет. Женщина сидела, спокойно глядя мне прямо в глаза. Это так взволновало меня, что я начал дрожать, потом всхлипывать, а затем заплакал. Да, моя дорогая возлюбленная Пема, я заплакал! Я упал, заливаясь слезами. Я был полностью разбит. Ничего больше не имело смысла, совершенно ничего. Я закрыл глаза, упал на землю и выплакал все слезы, которые накопились за годы. Я не мог остановиться. Не знаю, сколько это продолжалось, но казалось, что прошла целая вечность. Женщина-ветер больше не смеялась, а только молча гладила меня по волосам, словно мать – ребенка. Ничего лучше я в жизни не испытывал… – Он замолкает и закрывает глаза.

Пема вытирает слезы и ждет, когда Арья закончит свой рассказ.

– Ты так легко плачешь и смеешься, Пема… Всегда помни, что эти проявления чувств освобождают, и не подавляй их, – говорит Арья, держа Пему за руку. – Твой смех и твои слезы подобны реке, поющей слова, которые невозможно произнести. Они поют на языке без слов, выражая невыразимое… – заключает он, нежно поглаживая Пему по лицу.

– Я никогда не видел свою мать. Либо она умерла при родах, либо ушла, оставив меня отцу. Я никогда не знал точно. Меня вырастил отец. Он был хорошим человеком, но очень строгим. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь был со мной ласков. Я также никогда не видел, чтобы он смеялся или плакал. Он никогда меня не обнимал. У меня нет ни одного нежного воспоминания о нем. Он позволял мне делать все, что я захочу, но я должен был соблюдать правила, которые сводились к тому, чтобы никогда его не беспокоить, не перебивать и не спорить с ним. Поэтому мое детство было весьма привольным. Я мог пропасть на несколько дней, и он даже не замечал, что меня не было. Когда мне было 14, я наконец ушел навсегда. Я отправился странствовать. Я повидал множество странных людей. Я встречал йогов, гуру, воров, нищих, пьяниц, интеллектуалов, воинов, безумцев, но я всегда держался подальше от женщин. Я их боялся. Даже присоединяясь к группе людей, я всегда держался особняком. Я считал, что должен оставаться один. Мне казалось, что никому нельзя по-настоящему доверять. В 16 лет я встретил йога, фанатика. Что-то в нем меня соблазнило. Его преданность была такой искренней. Я научился у него многим техникам, и когда понял, что начал от него зависеть и привязываться, я ушел. Я отправился туда, где никто не смог бы меня найти и где нельзя было никого встретить. Два года я не видел людей. Я очень усердно практиковал то, чему научился у йога. Я питался корнями, травами, фруктами и орехами. Я очень мало спал и не разговаривал. Мне было 18 в ту ночь, когда я плакал перед смеющейся женщиной-ветром. Я никогда еще не был так близок с женщиной. Ощущения были такие, словно женщина впервые прикоснулась ко мне. Это было совершенно чудесно, восхитительно. Я словно стал медом. Когда мои слезы высохли, смеющаяся женщина-ветер привлекла меня ближе к себе и положила на колени, вот так… – говорит он, укладывая Пему в ту же позу.