Единственным действительно серьезным недостатком A.12 оставалось главное вооружение, представленное 40-мм (или 2-фунтовой) пушкой, пришедшей на смену устаревшей 47-мм трехфунтовке как раз во время конструирования. В качестве средства поражения неприятельских танков новое орудие ничем не уступало танковым и противотанковым пушкам, имевшимся в ту эпоху в других армиях, однако для борьбы с бронетехникой хватало бронебойного выстрела («болванки»), а тот показывал себя довольно слабо в борьбе с противотанковыми пушками, огневыми точками и тому подобными целями. В чем особенно нуждался танк, особенно целевой танк поддержки пехоты, так это в фугасных боеприпасах, однако их-то для 40-мм пушки как раз и не выпускали, хотя Renault FT располагал фугасными боеприпасами для 37-мм пушки за двадцать лет до того.

Еще лучшим решением стала бы установка на A.12 пушки двойного назначения большего калибра. Небольшая доля A.12, названных танками «непосредственной поддержки», и в самом деле вооружались 3-дюймовой (76,2-мм) гаубицей вместо 40-мм пушки, причем к ней имелись и фугасные выстрелы, хотя главная задача таких машин состояла в стрельбе дымовыми гранатами[170].

Другая проблема заключалась в недостатке опыта в деле разработки танков и ограниченность ресурсов фирмы Vulcan Foundry, которой поручили производство по причине полной загруженности мощностей единственного эксперта в деле танкостроения, компании Vickers-Armstrongs. В результате к началу Второй мировой войны удалось закончить только два танка A.12 Matilda.

Пока для поддержки пехоты конструировались A.11 и A.12 Matilda, техническое обеспечение требовалось и другой категории формирований, входивших в состав собственно бронетанковых войск. К 1937 году они приняли форму мобильной дивизии, включавшей в себя танковую бригаду, но не являвшейся «цельнотанковым» соединением, за которое выступали Фуллер и другие сторонники механизированных армий. Вместе с тем означенная дивизия не представляла собой и эффективного общевойскового боевого формирования. В действительности дивизия по-прежнему виделась военному начальству этаким подвижным соединением для широких, охватывающих фланги маневров, а не для противостояния с основными силами противника. Под таким углом зрения она принимала образ этакой наследницы кавалерийских дивизий, а потому роль механизированных частей в ней сводилась к решению задач, по большей части ставившихся в XIX столетии перед конницей. Это оказывало влияние на характеристики танков, разрабатывавшихся для мобильной дивизии и созданных ей на смену позднее соединений.

Самыми мощными из производившихся для мобильной дивизии машин являлись средний A.9, переименованный в «крейсерский танк», и A.10, считавшийся слишком слабо бронированным для пехотного танка и нареченный «тяжелым крейсером», пусть даже по массе он превосходил A.9 всего на 1,75 тонны. A.9 развивал максимальную скорость 40 км/ч, что для мобильной дивизии казалось недостаточным, не говоря уже об A.10 с его 25 км/ч, однако в отсутствие альтернатив военные приняли и заказали выпуск малых партий того и другого танка. Первая машина из всего валового выпуска в 295 штук поступила в распоряжение армии в 1939 году[171].

А тем временем после поездки Мартеля, ставшего помощником начальника Управления механизации Военного министерства, в 1936 году в Советский Союз появился и другой подвижный «крейсер». Мартель присутствовал на маневрах Красной армии, где на него большое впечатление произвели советские БТ – в особенности подвеской[172]. Он явно не знал, что экспериментальный танк, построенный в Соединенных Штатах изобретателем Дж. У. Кристи и послуживший основой для БТ, вызвал к себе значительный интерес еще в 1928 году, когда поставил рекорд по скорости, разогнавшись до 68 км/ч