Это он, он, он – зазвенели, задрожали молоточки в голове. Он… зашипели змеи в утробе. Отравил. Убил. Как Лару.
– Давно на игле?
– Иди в задницу! – Мне было слишком плохо, иначе этот сукин сын не сидел бы напротив так спокойно. Вот пройдет тошнота, и расцарапаю ему морду. Но тошнота не уходила, змеиный клубок внутри разрастался, гадины лениво шевелились и ползли к горлу. Нужно открыть рот, иначе они прогрызут мне горло.
– Ложись.
Теплые руки поднимают меня, несут куда-то. От них пахнет лимоном и немножечко мятой, мои змеи слегка успокаиваются.
– Как же тебя угораздило? – В голосе нет больше злости, одна печаль. Я вижу ее почти так же явственно, как чувствую змеиный клубок в желудке. В голову приходит спасительная мысль: если выпить много воды, змеи захлебнутся и не будут больше шевелиться.
– Пить.
Руки уходят и возвращаются со стаканом воды. Невкусная, но заставляю себя выпить до дна.
– Еще.
Еще один стакан. На третьем меня вырвало.
К вящему удивлению Аполлона Бенедиктовича поместье, в котором обитали Камушевские, было более чем скромным. Полуостров, окруженный с трех сторон водой, прибавлял маентку некоторую экзотичность и даже изысканность. Сам дом больше всего походил на замок – толстые мрачные стены и узкие, точно бойницы, окна. Внутри, должно быть, темно, сыро и неуютно, то ли дело дома в Менске аль другом каком большом городе: светлые, красивые, колоны там всяческие, амурчики крылатые на фасаде, балконы кованые да окна во французском стиле. А здесь… Провинция. Странно, что князь не стал перестраивать поместье, человеком он слыл не бедным и не жадным, и не ретроградом каким – наоборот, первый модник, гуляка и заводила – прежде, чем отправится сюда, Аполлон Бенедиктович собрал информацию об убитом. А что поделаешь, без информации в его деле никак не обойтись, оттого и не брезговал следователь ни слухами, ни сплетнями, ни доносами.
А все-таки странный дом. Такому, как Олег, в нем было бы тесно и скучно, однако, поди ж ты, все сохранилось в том виде, в котором было сто, а, может, и двести лет назад.
Встретили незваного гостя вежливо и, проводив в гостиную, предложили выпить. Младший брат Олега – вот о нем-то Аполлону Бенедиктовичу было известно крайне мало – выглядел крайне изможденным. Бледная кожа, испарина на лбу, темные круги под глазами говорили о нервном расстройстве, причиной которого, надо полагать, послужило скорбное происшествие на охоте. С вопросами Аполлон Бенедиктович не спешил: пускай молодой человек, привыкнув к присутствию следователя, успокоится, возьмет себя в руки, а там и расспросить можно. От нервных свидетелей толку мало. А этот еще пьян к тому же. Николай начал рассказ сам, не дожидаясь вопросов.
– Волки-то давно шалили, то овцу зарежут, то корову, а, как до людей дело дошло, Олег и не выдержал… – Николай дрожащей рукой поднял бокал, Аполлон Бенедиктович поморщился, пьяниц он не любил, а по лицу молодого человека было видно, что пил он давно, наверное, с того самого дня. Безусловно, гибель брата – уважительная причина для горя, но мужчине надлежит скрывать свои чувства, тем более наследнику древнего и славного рода.
– Я предлагал организовать облаву! Собрать людей, но Олег, он никогда никого не слушал! Он бредил этой легендой! Мечтал лично прикончить Вайдиного оборотня… – Николай всхлипнул.
– Что произошло?
– Мы с ним… Я не мог отпустить его одного, вы понимаете?
– Понимаю.
– Засаду мы устроили возле поляны, там, где убили девушку, я с одной стороны, он с другой. Олег считал, что оборотень вернется. Пролежали всю ночь, а под утро я задремал… А дальше… Дальше… Он закричал, и все… Я выстрелил. В воздух. Чтобы отпугнуть тварь. И побежал к брату.