– Я не знаю, Иван. Книга показала не кого-то другого, а именно их. В любом случае, мы можем быть лишь сторонними наблюдателями.

– Но ты как-то ставишь богиню в известность?

– Обращалась к ней мысленно пару раз, сказала всё, что узнала. Не знаю, дошли ли до неё мои слова или нет. Но всё это начинает казаться мне каким-то сумасшествием. Из меня сделали избранную, и только я могу видеть абстрактные картинки, показывающие, якобы, будущее. Я бы охотнее поверила в то, что это моё наказание.

– Ну, хорошо, успокойся, – Стрижевский посмотрел на часы – время перевалило за половину двенадцатого. – Посмотри, вон и Чарред с Викторией.

Он спохватился, забрал со стола Золотую книгу и унес её наверх.

Ровно в полдень на мощёную брусчаткой площадку между домами, довольно урча мотором, въехал «Форестер». Водитель ловко припарковался с краю, выключил зажигание. Собравшиеся в гостиной обитатели поселка подошли к стеклянной раздвижной двери. На улицу вышел лишь Стрижевский. Он бодро подбежал к автомобилю. Тот час из него вышли двое – с места водителя молодая светловолосая женщина, с соседнего – невысокий, пожилой мужчина с ёжиком седых волос вокруг обширной лысины. Они забрали из багажника сумки и направились к дому. Иван Сергеевич что-то рассказывал улыбающейся женщине, бурно жестикулируя свободной от сумки рукой. Её отец шёл молча, наклонив голову к земле и ссутулившись, создавая впечатление, словно его чем-то обидели.

– Позвольте представить, – стеклянная дверь распахнулась, и Стрижевский махнул рукой в сторону гостей. – Ута и Свен Ларгессоны.

Женщина одарила всех лучезарной улыбкой, а Свен лишь коротко кивнул головой.

– А теперь представляю моих. Это Чарред, это Лита, собственно, ради которой мы и пригласили вас. Это их дочка – Виктория. К сожалению, не могу пока вам представить обитателей соседнего дома – их мы увидим через пару недель.

– Очень приятно познакомиться со всеми вами, – произнесла Ута глубоким, мелодичным голосом.

Затем осторожно толкнула в руку отца. Тот сразу закивал головой, растянул тонкие губы в улыбке и проговорил:

– Да, да, очень приятно. Давайте-ка поскорее положим вещи, и вы, дорогой доктор Стрижевский, покажете мне мою кухню.

– Конечно, конечно. Я немедленно провожу вас в комнаты.

На запоздалый обед собрались около четырёх. Иван Сергеевич и Свен накрыли стол, причём Лита заметила, что у Стрижевского это получалось гораздо ловчее, изящнее. Ларгессон же постоянно путался, пару раз ронял столовые приборы и, как показалось, чувствовал себя, словно не в своей тарелке, бледнел, прятал глаза.

– Госпожа Арриго-Сегитал-Стрижевская? – Ута подсела рядом.

– Называйте меня Лита, так проще, – смутилась хозяйка дома. – Удивительно, но вы первая, кто произнесла мою фамилию без запинки, не пользуясь шпаргалкой.

– У меня хорошая память, Лита.

Женщины тепло улыбнулись друг другу. Лите с первого взгляда понравилась массажист. Казалось, с её лица, немного удивившего своими мягкими чертами, никогда не сходит улыбка. Поразительные зелёные глаза сверкали, словно два изумруда. И этот взгляд успокаивал, дарил тепло.

– Можно спросить, откуда у вас…

– Можешь со мной на ты.

– … У тебя такая интересная фамилия. Стрижевская – я понимаю. Но остальное?

– Досталось в наследство от предков мужа, – ответила Лита давно заученной фразой и поспешила перевести разговор. – Ута, твой отец, мне кажется, слишком скованно ведёт себя с нами.

– Ничего страшного. Он всегда сначала немого волнуется, боится не понравиться. Но это пройдёт. Уже завтра ты узнаешь его с другой стороны. Обычно, он душа компании.