«Я ужасно рад, что вам понравилось, – отвечал Миша. – Спектакль живет уже своей жизнью давным-давно, и актеры (одни из лучших в этой стране!) сильно отошли от того, что я первоначально закладывал. Например, на мой взгляд, они матерятся не как заводские рабочие, которых я нежно люблю и с которыми проработал когда-то пару лет бок о бок, так же, как и главный герой, а как самые настоящие сапожники. У меня в пьесе только Геннадий время от времени произносил «то-то бл…дь и оно», но это скорее было у него как запятая, которой он хронометрировал свои высказывания. Тем не менее я теперь очень гордый собой, а то все наше мореплавание мне даже нечем было козырнуть перед вами!..»

– Я сегодня ходил в журнал «Трамвай», – сказал Гриша Кружков. – Мне там очень понравился твой рассказ «Наш мокрый Иван». Я с таким удовольствием прочитал его в папке для отказов!

Когда-то я сочинила эссе, посвященное Ковалю, – в жанре песнь.

Не по заказу – по велению сердца.

Юрий Осич прочел, обнял меня и расцеловал.

Правда, ему не понравилась одна фраза: «грохочут выстрелы, а Вася ни гу-гу».

– Убери «ни гу-гу».

Я убрала.

– К чему так легко соглашаться?

– А что ж вы думаете, – говорю, – я за свое «ни гу-гу» – насмерть буду стоять?

В издательстве «Детская литература» у Коваля стала готовиться книжка – в серии «Золотая библиотека школьника». В качестве предисловия решили обнародовать мою песнь, и давай меня мучить.

Ира, секретарь Коваля, потребовала сменить тональность и сыграть эту песньне в до мажоре, а в ре миноре.

– Ирка – экстремистка, – пытался умиротворить ситуацию Юра. – Я хотел ее осадить, но не посмел. Поверь, Марина, это ужасно, когда секретарь интеллектуальнее мэтра: мэтр теряется на ее фоне.

Конец ознакомительного фрагмента.