– Марк… – шепчу я, без надежды, что меня кто-то услышит.

Заношу руку для удара и, собрав последние силы, шваркаю по железяке. От громоподобного звука меня скручивает, и я тут же заваливаюсь. Не чувствую уже ничего: словно в замедленной съемке на меня летит пол и припечатывается ко лбу.

Сквозь пелену слышу скрежет. Он неприятно врезается в сознание. Из глотки вырывается протяжный стон.

– Вика-Вика, что с тобой столько проблем? Ну, как можно было так упасть? – сильные руки поднимают и прижимают к себе. Я слышу знакомый запах и не могу вспомнить, что он мне напоминает. Не что, а кого…

Марк несет меня куда-то наверх. Я все еще тяжело дышу и не открываю глаза. Яркий свет даже через закрытые веки режет так, что хочется истошно кричать. Но голоса нет.

Мужчина укладывает меня на что-то мягкое, подкладывает под шею подушку, затем льет что-то на лоб. Меня подкидывает от острой боли.

Запах гари есть и здесь, но немного меньше.

– Виктория, ты меня слышишь? – спрашивает Марк, прикладывая к ране мокрую вату, отчего мне хочется выматериться. Мотаю головой.

Марк дует на рану и резкое жжение отступает. Вспоминаю, как в детстве я гоняла на велике и папа так же дул на разбитую коленку. Но Вольный забрал у меня все – теперь даже воспоминания не имеют смысла. Одергиваю его руку, все еще боясь открыть глаза.

– Уйди…

– Мы связаны, хочешь ты этого или нет, но ни ты ни я не можем этого избежать. Выход есть только один: вспомнить.

Я откашливаюсь, поворачиваясь на бок. Марк приподнимает меня. Наконец, открываю глаза. Весь дом задымлен.

– Пей, – Вольный заставляет меня сделать глоток. Горло немного отпускает.

– Что произошло? Ты решил нас спалить? Хоть бы форточку открыл, – сиплю я.

– Неплохая идея – спалить, но это не я, к сожалению. Ты сейчас готова открыть память?

– Нет, я никогда не буду к этому готова.

Марк ставит чашку на стол и вдруг хватает меня за горло.

– Говори все! Ты что-то не договариваешь! Кто за нами следил, кто были эти двое в квартире?

– Ма-арк, отпусти! Ты мне шею сломаешь, – беспомощно хриплю я, вцепляясь в его пальцы.

– Отпущу, но ты должна сказать правду! – у него яростно горят глаза, чувствую, как сжимаются кончики пальцев и одно движение отделяет меня от смерти. Может позволить ему сделать это? Зачем жить, если твоя жизнь уже не имеет смысла?

– Делай, что хочешь, но я устала говорить тебе одно и тоже. Ты словно не слышишь. Видишь свою правду и только свою, читатель памяти хренов. Ничего ты не можешь прочитать, если дальше своего носа ничего не замечаешь!

Марк приподнимает бровь. Ослабляет хватку, опускает ладонь на мое плечо.

– Вика, мы не выберемся отсюда, – вдруг шепчет он и склоняется ко мне. Целует в макушку. Я замечаю, что он бледен и вспотел.

Осматриваю комнату. Дверь заперта, под ней одеяло. Из-под щели валит дым и тряпка не сильно спасает.

Марк опускается на диван возле меня и подтягивает к себе.

– Вика, наверное, это конец. Если ты не знаешь кто охотится на тебя, то я точно не знаю. И спастись мы уже не сможем.

– О чем ты? – отпираюсь, но Марк удерживает в железных объятиях. – Ведь можно же окно выбить.

– Наивная, – Марк тепло улыбается, забирает пальцами несколько упавших мне на глаза прядей и перекидывает их на одну сторону.

Не обращаю внимание на его минуту нежности. Уверена, что Вольный, как всегда, просто меня испытывает. В нем не может быть искренности.

– Отпусти! Я сама это сделаю! – вскакиваю.

Одеяло под дверью занимается маленькими языками пламени, комнату быстро наполняет едкий дым и копоть.

Я подбегаю к форточке и дергаю щеколду. Она не то, что не двигается, она просто вросла в подоконник.