Эндрил Тан Гурри бежал.

Знал, что наследный принц не может позволить себе такой роскоши. Знал, что выглядит глупо и непристойно. Знал, что никто уже давно его не преследует. И всё же не мог остановиться.

Преодолев подъём по стволу – лишь два последних этажа, но ему пришлось проделать этот путь на своих двоих, – юноша добрался до кроны восточного Царь-древа. Ветви под ногами, а вернее, их сплетения, стали мягче, податливее, словно приветствовали путника. Улицы перед ним изменились. Разбежались в стороны, превратились в ухоженные бульвары и парки, а кое-где даже в целые площади и плотно застроенные кварталы. Золотая ветвь, служившая ему здесь указателем, уходила левее, убегала сквозь домики вдаль, но он и сам знал дорогу и решил последовать другим, менее людным маршрутом.

И тут же пожалел об этом.

По обе руки раскинулась вереница каменных домов – серых и безжизненных, как небо над головой. Обитель гостей Царь-древа, чиновников и улыбчивых спекулянтов. Даже сейчас, вечно мрачным утром, тут кипела жизнь. Не умолкала ни на минуту. Оглушала гомоном, грохотом лифтов и повозок.

Стоило оказаться здесь, и Эндрил почувствовал на себе долгие чужие взгляды. Не враждебные, нет. Скорее заинтересованные: так смотрят на диковинку, которой никак не могут подобрать верную цену. На магический амулет, светящийся в темноте, или невиданную рыбу с пастью, полной зубов. На солнце, на несколько мгновений показавшееся из облаков.

За взглядами пришёл и едва слышимый ропот. Конечно же. Расхохотаться прилюдно было, пожалуй, даже более предосудительно, чем нестись по улице сломя голову. Аристократы предпочитали другие инструменты. Снисходительная улыбка, надменная усмешка, едкое, ироничное замечание. Заговорщицкий шепоток.

Думая об этом, Эндрил даже начинал скучать по Северу. На Норт’Длоне, где он провёл последние два года, людям было плевать, что он носит, с кем спит и какая у него стрижка. А разногласия там предпочитали решать в дуэлях. В грязных, прямолинейных поединках один на один был свой шарм, хоть для Эндрила это тоже было чересчур экстремально. Будучи выходцем из мира роскоши Царь-древа и привыкшим к привилегиям королевской семьи, он бы предпочёл нечто среднее. Компромисс.

Замечая сейчас на себе всё больше липких взглядов, он размышлял: мог ли кто-то узнать его? Братья Курентер справились без труда – даже смогли подкараулить его в городе и подло напасть со спины. Однако их, как был уверен Эндрил, кто-то предупредил о его прибытии. Они знали, где и когда нужно подстеречь юношу. А что касается простых прохожих…

Принц изменился за время отсутствия в столице: кожа немного потемнела, волосы стали короче. На подбородке появилась почти мужественная щетина – болезненный и долгий процесс для светловолосых членов его семьи, который порой затягивался на десятилетия. Лицо погрубело, на подбородке возник едва заметный шрам – скорее красивый, чем уродливый, но тем не менее. Принц даже вырос на несколько пальцев, а может, просто перестал горбить спину.

Ко всему прочему, юноша не знал о последних веяниях моды на Царь-древе и одет был в брюки и простой камзол поверх голубой рубашки. На плечах тёмно-серая меховая мантия, какие в ходу у солдат на Севере, на которой он приказал вышить герб своего дома тонкими золотыми нитями.

Пожалуй, он напоминал телохранителя какого-нибудь прибывшего на Царь-древо дипломата. Даже имел при себе мушкет – купил на самой границе и ни разу не пускал в ход. Ему понравилась золотая вязь, оплетавшая ствол и прекрасно сочетавшаяся с узором на мантии, да и рукоять хорошо ложилась в руку. Первые дни после покупки, Эндрил много раз выдёргивал мушкет из кобуры и, казалось, отточил этот навык до совершенства. Жаль только, что совсем забыл о нём, когда вероломные братья Курентер показались из переулка.