Несколько лет назад Дон Менкен интервьюировал известного юнгианского аналитика Джун Сингер. Она сказала: «Арни говорит о живом бессознательном».

Дон Менкен: Дело было не просто в том, что вы об этом говорили; она видела, как вы работали в интенсивном курсе, и поэтому сказала: «Ух ты, Арни занимается тем, что работает с живым бессознательным». Ее это очень впечатлило.

Джун Сингер была радикальной последовательницей Юнга, делавшей новые вещи. Но позвольте мне придерживаться более консервативной юнгианской точки зрения, которая в то время слегка подозрительно относилась к процессуальной работе. Когда я в прошлом году разговаривал с интервьюером из «Ньюсвик», он сказал мне: «Что же, не все юнгианцы полностью убеждены в отношении того, что вы делаете». Я спросил: «Почему?» Интервьюер ответил: «Один из ваших юнгианских коллег говорит, что процесс может быть опасным. Сперва вы должны тратить массу времени, укрепляя чье-то эго и убеждаясь, что человек может следовать своим переживаниям. Поэтому вам нужно быть очень-очень осторожным с людьми».

Джун Сингер тоже спрашивала меня при нашей первой встрече: «Вы выбираете людей? Проводите ли вы отбор участников перед семинаром? Вы принимаете одних людей, но не других?» Понимаете, юнгианцы испытывали сомнения в отношении того, с кем им работать. Они не решались работать с очень необычными людьми. По существу, они говорили: «Что бы вы ни делали, не работайте с людьми в психотических состояниях, с процессами, которые я сегодня называю «экстремальными состояниями сознания».

Тем не менее консервативная позиция тех, кто меня критикует, важна. Если позиция моего критика в данный момент с кем-то работает, тогда тот подход – это тоже процессуальная работа. Если вы с кем-то робки или чего-то боитесь, то это определенно процессуальная работа. Процессуальная работа означает следование общему процессу, включая ваши сомнения, если они присутствуют.

Опасно ли следовать процессу? Вот над чем размышляют юнгианцы. Вообще я никогда не находил это опасным. Для терапевта, который удобнее чувствует себя на стуле, работа с движением может быть пугающей. Когда вы встаете со стула, вам нужны инструменты проприоцепции и движения, чтобы следовать процессу. Но если у вас нет этих умений, тогда я поддерживаю консервативную точку зрения, которая говорит – потратьте больше времени и некоторое время поговорите. На мой взгляд, это все процессуальная работа независимо от ее специфики.

Процесс или течение может означать остановку вещей, если это хорошо действует. Для меня следование процессу иногда означает остановку, иногда пение. Вот почему я не слишком часто использую слово «бессознательное», поскольку оно подразумевает, что какие-то вещи могут быть за пределами сознания. Я не знаю этого достоверно. Я предпочитаю слово «процесс». Оно нейтрально и всеобъемлюще; оно ничего не исключает, ничему не препятствует и ничего не запрещает. Мерцания сознания есть даже в таких глубоко измененных состояниях сознания, как кома.

Осознание этих глубоких уровней преобразило мою работу. Именно моя вера в осознание людей в коме дала начало моей работе с людьми, находящимися на пороге смерти. «Бессознательное» – хорошее слово, если оно работает применительно к людям. Но первоначально оно использовалось для проведения различия между психикой и материей. Вы должны помнить, что в 1960-х годах люди говорили о психике как о чем то нереальном, а о материи – как о реальной и не имеющей отношения к психике. Для меня использование понятия процесса было более объединяющим подходом. Процессуальной работе все равно, психика это или материя, она просто следует тому, что происходит.