– Совет пятисот… – Верховный жрец принял до крайности суровый вид. – Сложим мнения? Так понимаю, храбрый помысел почтенной Адму надобно поддержать. Вопрос лишь в том, поедет она или поедет кто-то за неё. Кто за Адму?

Совет пятисот, включая верховного жреца, поднял правые руки.

– Решено! – Посох с золотым оленем стукнул с силой по земле. – Одну только Адму почтенную отправим или дадим ей сопровождение?

Верховный жрец северных, задавая вопрос, выставил ладонь правой руки, прося слова. Совет зашумел.

– Разумение моё такое. Если отправим значительный отряд всадников – сотни три или пять – не только привлечём к нашей Адму ненужное внимание, но и загубим тайное дело…

Согласные выкрики перекрыли речь жреца.

– Раскроем замысел!

– Войну сразу начнут таёжные!

– Адму храбрая и её отряд сгинут понапрасну!

– Глупо с отрядом всадников через таёжных в долину идти!

Жрец не обиделся на то, что его прервали. Дождавшись тишины, продолжил:

– Что ж, на то и совет, чтобы совокупно думу держать. Так скольких сопровождающих почтенной Адму дадим? Одного? Тогда он сойдёт за брата. Троих? Тогда – за меной торговцы держат путь.

На последнее предложение руки взметнулись вверх. Суровость сошла с лица оратора. Верховный жрец спросил насмешливо:

– А как будем, достопочтенные, выбирать тех трёх счастливцев? Жребием? Или по внешнему подобию какому?

Повисла тишина. Всё ещё стоящий Раман заговорил:

– Дозвольте… Никто из таёжных не должен знать тех троих. Кто был при замирении с Таргетаем-вождём, не могут последовать с почтенной Адму… в поход в долину.

Произнеся последние слова эффектно устрашающим тоном и с суровой маской на лице, он так привлекательно разукрасил и без того уже соблазнительно-рискованный замысел, что глаза ярко загорелись не только у совета пятисот – в кругах знати и худых началось шумное брожение. Поучаствовать в рискованном походе, сулящем всеобщее уважение, захотелось очень многим. Рыжеволосый, осознав промашку, вновь залился краской – лицо его стало под цвет огненных волос.

– Ой, да тебя, Раман, всякий из таёжных опознает!

Дикий хохот разорвал тишину раздумий. Под добродушный смех посыпалось:

– Огневолосых никак нельзя в дорогу пущать – тайгу подпалят!

– На снегу рыжих издали видать!

– Ты же, Раман, порол пленных – так они тебя враз припомнят!

– Да-да, и шутки при пленных ох как расшучивал!

– Запамятовал никак, сердешный? С Нети, тысячным, чинно расхаживал и плёткой трунил!

– Эх-эх, Раман! Не судьба тебе подвиг заветный добыть!

Соседи по обеим сторонам от рыжеволосого мужа под руки усадили жертву безобидных шуток. Верховный жрец прищурил глаза, принял хитрый заговорщический вид, повернулся к Адму вполоборота.

– Почтенный совет! Может быть, мы предоставим право выбора попутчиков самой достопочтенной Адму?

Шум стих. Одобрительно застучала боевая бронза по земле. Теперь пятьсот знатных, затаив дыхание, всматривались в старшую жену Таргетая.

– Достойные племён северных… – Адму горделиво подняла голову. – Могу назвать только одно имя. Оставшихся двух укажите вы. Тот, кого я выбрала, связан родственными узами с добрыми долины, знаком он и вождям долинных племён. Дальней кровной роднёй приходится и мне. Отмечен добрый муж за успешное посольство в долину даром почёта от вождя Таргетая.

Адму нашла взглядом Полакку. Указала правой рукой. Муж поднялся с добротной кожаной дорожной сумы, на которой сидел. Вскинул правую руку, приветствуя совет пятисот. Добрые одобрительно зашумели – известен муж. Полакка шагнул. Вынул из другой сумы, висевшей на ремне через плечо, натёртое до золотого блеска круглое бронзовое зеркало. Явил совету. Бронза блеснула в последних лучах закатного светила.