Его Голос был столь силен, что заполнил собою все пространство. Свет усилился, и в воздушном амфитеатре появился целый сонм крылатых музыкантов, готовых поддержать Голос:
Ты любовь благословляешь,
Ты любовь благословляешь,
Оркестр вступил, зазвенел, контуры парка развлечений, оставшегося где-то внизу, стали как-то странно набухать и менять форму.
Пою тебе, бог новобрачных,
Бог Гименей, бог Гименей!
Парашютная вышка медленно накренилась и стала почти бесшумно разваливаться в воздухе на куски, из-под нее вырвался первый столб белого дыма. Голосу это не помешало, он все так же полностью покрывал собой все и вся:
Прославлен Нерон, невеста непорочна,
Как невинны очи и как светло чело!
Счастье, счастье, блаженство новобрачным!
Пою тебе, бог Гименей,
Бог Гименей, бог Гименей!
Оркестр неистовствовал, а где-то там, внизу, медленно, в тон музыки, продолжали лопаться крыши, падать здания и крошится трубы водных аттракционов. Вместо всего этого, по всему пространству парка вырывались белые стройные столбы дыма. Зрелище было бесшумным, но внушительным.
Когда вступил хор, всадник сорвался со своей высоты и помчался вдоль рядов музыкантов, из его высоко поднятой правой руки летели белоснежные искры:
Эрос, бог любви, пусть их освящает,
Венера предлагает чертоги свои
Слава и хвала нашему Нерону!
Слава и хвала нашему Нерону!
Всадник облетел весь оркестр и взмыл к центральной точке действа. Все замерло и опустело в ожидании финального акта, и вот он наступил. Конь взмахнул своими крылами, и Голос растворил все вокруг ослепительно белым светом:
Пою тебе и призываю,
Бог Гименей, бог Гименей!
Шквал аплодисментов застал Жорика в гостиной с фонтаном. Он сидел верхом на спинке белого дивана с золотыми ножками. Его руки были молитвенно подняты вверх, а глаза плотно зажмурены. Совершенство момента было абсолютным.
В соседней зале сидел дедушка Жорика и смотрел футбол по телевизору, шла пятнадцатая минута второго периода, что-то там случилось на поле, на которое высыпала куча народа, игроки окружили судью и махали руками. Кого-то бодро несли на носилках, трибуны гудели.
– Жорик, Жорик, – кричал дедушка, – я тебе третий раз говорю – выключи радио, Аршавину дали желтую карточку, его удаляют с поля! Они объясняют, а я не слышу, что они говорят! Ну выключи уже радио, я тебя умоляю и прошу.
Глава 9
Лана и Димон
У Ланы сегодня тоже было служение, в Выхино, довольно далеко от метро. – Окей, – вздохнула она, заводя машину и придумывая как попасть на МКАД. Ей повезло – добралась она быстро, минут за сорок, успев купить в супермаркете кое-что для вечернего перекуса. Ага, вот и она – утыканная гнездами балконов блочная высотка. Выйдя из машины, Лана осмотрелась: десятый этаж, вторая от угла форточка, понятненько, ладно… Лана снова забралась в салон и достала из сумки пудреницу.
На десятом этаже, во второй квартире от угла, была всего одна комната. В ней медленно ветшала гроза 70-х, югославская полированная стенка, у стены насупился диван, а рядом с ним жизнерадостно поблескивал почти новенький пластиковый манеж. В манеже спал, деловито причмокивая, Димон. Димону только что исполнилось одиннадцать месяцев, он уже уверенно сидел и мог самостоятельно встать в манеже, чтобы как следует потрясти его стенки, но сейчас все тревоги и радости дня на время сна были забыты. За комнатой находился коридор, а за ним – тесная, узкая кухня. За кухонным столом восседала хозяйка квартиры, плотная, широкоплечая Нин Иваннна, усиленно угощавшая своего друга, Мастера Фен Шуй, Валеру, хлипкого мужичка лет пятидесяти. Гостю предлагался алкоголь из пластиковой бутыли, селедка иваси и салат мимоза, изготовленный собственноручно самой Нин Иванной. Валера выглядел вполне респектабельно в майке-тельняшке, сильно порозовевшей после последней стирки и неожиданно дорогих слаксах. Он был настолько увлечен беседой, что даже не обращал внимания на специфический амбре иваси, легко перекрывший запах самой выпивки.